Книга Золотая жила для Блина - Евгений Некрасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит, повредим почки. У нас нет времени рвать по черничнике. Лин, а на что они похожи?
— На лапу. Спереди гребенка, как медвежьи когти, сзади совок.
Митька приглядел поваленное ветром дерево, с которого уже начала отслаиваться кора. Ножичек у него был хоть и маленький для тайги, зато с пилкой и шилом. Не мудря, он отхватил кусок коры величиной с тетрадку, сложил с одной стороны пополам и сшил ниткой, выдернутой из парашютной стропы. А с другой стороны пропилил зубья гребенки. Чесанул кустик, и с одного движения в совке оказалось десятка полтора крупных ягод.
А говорил, что «медвежьей лапы» не видел, — заметила Лина.
Правда не видел. Читал только.
Тогда ты в прошлой жизни был эвенком.
Они тысячу лет делают точно такие же «лапы».
Все люди на земле — дальние родственники, — ответил Митька, вертя в руках свое изделие.
Надо же — тысячу лет!
Воду из парашютика-пузыря они давно выпили. Теперь в него начесали черники и легли на папину пуховку, укрывшись сохранившим влагу прохладным парашютом.
— Надо поспать, — сказал Блинков-младший.
Лина ответила, что да, надо, что это немыслимое дело — вставать в четыре утра, что в следующий раз она лучше даст себе засохнуть, чем поднимется ни свет ни заря из-за какой-то там росы.
Спать не хотелось. Натруженные ноги начали болеть, и вставать не хотелось тоже.
— Лин, я вот думаю, — сказал Митька, — почему вертолеты не летают? Должны же нас искать.
Лина понурилась:
— Это самое непонятное. Если бы папа связался с Красноярском или с Ванаварой, то нас и не надо было бы искать. У папы же полетная карта.
Он бы сказал: «Совершил вынужденную посадку там-то». И никаких проблем! Погода ясная, видимость прекрасная. Давно бы прилетели и забрали нас.
У него, наверно, рация разбилась при посадке, — сказал Блинков-младший.
Да нет, он должен был еще раньше связаться. Сразу, как только случилась авария.
А почему не связался?
Откуда мне знать! Рация была в порядке, а то бы нам взлета не дали. Значит, связался. Такого не может быть, чтобы на борту авария, а пилот молчал в тряпочку... Только авиация — страна чудес. В ней как раз и случается то, чего не может быть, — заключила зеленоглазая.
Долог путь до Ванавары, — вздохнул Митька и первым поднялся, перебарывая боль в ногах. — Надо идти.
Лучше пристрели меня! — застонала Лина, но встала и сама начала собирать парашют.
А ты тренированная, — заметил Митька.
Я небалованная. То есть когда как, — честно уточнила Лина. — У дедушки с бабушкой можно покапризничать, а у папы — фиг два. Он бы сейчас сказал: «Васька, догоняй!» — и пошел бы.
Васька?
Лина опустила глаза.
Я Василина. В честь прабабушки, дедушкиной мамы. Отстой, да? — жалобным голосом добавила она, и Блинков-младший сказал, что не отстой, имя замечательное, а главное, редкое. — А в школе меня достали: «Василий Иванович, танки!»
А ты отвечай так, свысока: «Вольно, боец!» — подсказал Блинков-младший.
Думаешь, отстанут?
Может, не все и не сразу. Но если будешь обижаться, точно не отстанут.
...Между тем подъем становился все заметнее. Заваленная хворостом и гниющими стволами чащоба кончилась, и Митька с Линой вышли в молодой редкий сосняк. От зрелых деревьев остались только пни высотой с человеческий рост: лес валили зимой, по глубокому снегу. Митька решил, что близко вершина горы — еще когда летели на парашюте, он заметил, что лес там как будто выщипанный. А Лина расстроилась:
Это не Шахрома и вообще не заповедник — там запрещено рубить деревья.
Зато теперь мы знаем, что под горой большая река, — заметил Митька.
Это почему?
А как вывозили бревна, если дороги нет?
Сплавили по реке до какой-нибудь лесопилки.
— Ой! — Лина схватила его за руку. — Смотри! Впереди, пригнув молодую сосенку, висел
Пашкин парашют. Они побежали, задрав головы и спотыкаясь о корни, и увидели...
Под парашютом среди разноцветных обломков валялась Ученая Бандура. Нет, изобретение академика Лемехова не разбилось. Оно было изуродовано с тупой жестокостью, на которую способны только люди.
Кто-то вывинтил дно корпуса, добрался до компьютерной начинки и растоптал ее, оставив повсюду следы подкованных каблуков. Таинственный черный шар Бандуры был прорублен, как голова в сабельной схватке, одним навсегда отработанным ударом наискось. На срезе стало видно, что шар сделан из тонкого металла с тысячами дырочек, и к каждой тянутся проводки. Куражась, незнакомцы вытащили проводки наружу, чтобы они торчали, как волосы, пробили чем-то дыру-рот и вставили в нее окурок.
«Обнаглели, — подумал Блинков-младший. — Раньше головешки от костра за собой закапывали, а теперь как будто перестали бояться». Разумного объяснения этому не было, зато напрашивалось неразумное. Бежали люди по тайге, по-волчьи ночевали в ямах и, наконец, добрались до своей цели. Вот и начали глупить на радостях.
— А Пашка ей отдал свой парашют, — как о живой сказала о Бандуре Лина, — Мог бы сам прыгнуть. Пашка дедушку любит. Не хотел, чтобы его Бандура сломалась.
Блинков-младший опустился на колени и стал копаться в обломках, ища батарею или аккумулятор. Раз Бандура все время работала, то источник тока у нее мощный. Можно будет сделать электрическую зажигалку.
Лина беззвучно плакала, кусая губы. Наверное, думала о том же, о чем и Митька: а если самолет разбился? Неужели Пашка погиб только для того, чтобы какие-то подонки могли сорвать злость на упавшей с неба непонятной машине?!
Обломки аккумуляторов то и дело попадались Митьке, но целого так и не нашлось. Зато следы и притоптанные окурки кое-что рассказали о преступниках.
Он сел на землю и обнял притихшую Лину. Мокрой от слез щекой зеленоглазая прижалась к его щбке. Все таежные трудности казались чепухой, аттракционом в парке. Огня нет, комары... Ха! Он бы с наслаждением прожил неделю в болоте, кормя комаров, лишь бы подальше от людей с топорами!
Дим, а может, он все-таки шишкарь? — жалобным голосом спросила Лина.
Они, — поправил Блинков-младший. — У одного подковки сзади, у второго наискось — он косолапый, каблуки стаптывает наружу. Косолапый в авторитете: курит «Мальборо», а второй — «Приму»— Нет, Лин, какие шишкари? Кедров мало.
Я смотрел по дороге, хотел шишек набрать. Кедры попадались всего раз десять, а упавших шишек я не видел вообще. Может, они еще не созрели. Шишкарям тут делать нечего.