Книга Двенадцать зрителей - Инна Манахова

– Мы его никогда не найдем! – в панике пробормотал младший брат Толстого. – А он пойдет в полицию и всех нас сдаст!

Толстый, судя по выражению лица, подумал о том же, а его девчонка заревела с новой силой.

Моя же подруга в этот момент взяла меня за руку и сказала зло и решительно:

– Пойдем отсюда! Мы тут ни при чем, пусть сами разбираются!

– Ну уж нет! – воскликнул младший брат Толстого. – Никуда вы не пойдете! Скажи им! – жалобно крикнул он брату.

– Вот что, ребятки, – сказал Толстый. – Сейчас ты (он ткнул в меня пальцем) и ты (указал он на своего младшего брата) возьмете ее за руки и за ноги и оттащите в машину. Мы отвезем ее за город, посадим в электричку, и пусть катится чем дальше, тем лучше! Никакой аварии не было: она сама упала на вокзале и разбила свою башку. А мы тут вообще не при делах, ясно?

Младший брат с уважением посмотрел на старшего, а я собрался было уже подойти к телу, но тут на меня накинулась моя подруга.

– Даже не вздумай в этом участвовать! – закричала она, наступая на меня с разъяренным лицом и толкая в грудь. – Пусть сами отвечают за свои поступки, нечего тебе вмешиваться!

– Он останется здесь и поможет нам замести следы, – спокойно ответил Толстый, глядя на мою подругу с откровенной ненавистью. – И ты тоже останешься и будешь нам помогать, уяснила?

– Ничего я не буду!.. – начала было моя подруга, но умолкла, потому что Толстый подступил к ней вплотную и резко произнес:

– Еще одно слово – и потащишь девчонку в машину вместо него!.. – И он вновь указал на меня.

– Эй, полегче! – оборвал его я, а сам примирительно положил руку на плечо своей девочки. – Мы всё сделаем чисто, но запомни: мы с ней тут ни при чем!

Толстый кивнул, а моя девочка в бессильной злобе дернула плечом, сбрасывая мою руку, и больше в ту ночь не произнесла ни слова.

Для того чтобы затащить сбитую девчонку в машину, много сил не потребовалось. Несколько минут спустя мы уже ехали по объездной дороге на вокзал навстречу метели. На этот раз в машине было тихо, как в могиле, а сами мы чувствовали себя гробовщиками, везущими закапывать бездыханное тело, хотя девочка явно была жива и, похоже, не настолько сильно пострадала, как нам показалось на первый взгляд. В салоне ее втиснули в середку, между моей подругой и мной. Голова девочки лежала у меня на плече, и я шеей ощущал ее тепловатое неровное дыхание.

За рулем теперь сидел Толстый, а его подруга пересела на заднее сиденье, к нам. Впереди, рядом с Толстым, расселся с важным видом его младший брат. Лица у всех были бледные и сосредоточенные, как перед экзаменом. Мою подругу по-прежнему подташнивало, но теперь она не дергала меня и не просила остановить машину и, каждый раз, когда я пытался умоляюще заглянуть ей в глаза, упорно отводила нехороший, горящий взгляд.

До вокзала мы доехали без приключений, но действовать дальше не решались, а главное – не знали, с чего начать. Ясно было, что нужно купить девчонке в розовой куртке билет, затащить ее в пустую ночную электричку, усадить куда-нибудь в уголок, а потом бежать прочь куда глаза глядят и забыть об этой ужасной ночи навсегда.

Но нас всех одновременно охватил мандраж: нам стало казаться, что сто́ит кому-нибудь одному выйти из машины, как его сию же минуту сцапают полицейские, а потом заберут и всех остальных. Мы тянули время и с ужасом глядели на ярко освещенную и совершенно безлюдную привокзальную площадь, занесенную снегом, которую нужно было пересечь быстро и незаметно, и на горящие окна далекой кассы, в которой могло по какой-то фантастической случайности вдруг не оказаться билетов. Что в таком случае делать? Везти девчонку в розовой куртке обратно в город?

– Значит, так, – скомандовал Толстый. – Если никто идти не хочет, пойдем все вместе. Сделаем вид, будто едем компанией за город. Билеты купим на всех. В электричку завалимся скопом, но выйдем по одиночке и сразу же разбежимся по сторонам. Встретимся у машины. Девчонку нужно переодеть: куртка у нее слишком заметная. Никто из наших девушек не желает махнуться с ней курткой? – И Толстый с усмешкой взглянул на девчонок.

Его подруга дернулась и отвела взгляд. Моя девочка презрительно посмотрела ему прямо в глаза и усмехнулась в ответ.

– Ладно… – примирительно вздохнул Толстый. – Поедет без куртки, все равно в вагоне тепло. Прокатится до конечной, а там ее контролеры подберут и сдадут в полицию или врачам. Всем все понятно? Тогда нечего время терять. Пойдемте.

– А кто останется караулить машину? – спросил я, поглядев на мою девочку и всем сердцем желая, чтобы она не пошла вместе с нами. – Или мы ее здесь без присмотра бросим?

– Я останусь! – нагло заявил младший брат Толстого и вольготно развалился на переднем сиденье, откинув спинку кресла.

В общем, стащили мы со сбитой девчонки ее яркую розовую куртку, под которой оказался простенький тонкий свитерок, подхватили ее под мышки и поволокли по направлению к вокзалу. Ввалились в помещение, уселись в холле, и, пока подруга Толстого покупала на всех билеты, мы с ним усердно разыгрывали компанию отдыхающих и старались галдеть как можно громче, а под конец даже затянули песню, но быстро умолкли. Моя девочка сидела рядом со мной и молчала, стиснув зубы и прикрыв глаза. Помощник из нее получился никудышный, но я ее в общем-то понимал и не винил.

Электричка должна была отправиться где-то через час, и мы пока переместились всей оравой в привокзальный буфет, где продавали растворимый кофе с молоком и позавчерашние бутерброды со шпротами. В буфете было тоже пусто, только за самым дальним столиком какой-то ботан вяло жевал свой бутерброд, роняя крошки на заляпанный экран смартфона, который он крутил у себя перед носом, будто обезьяна погремушку. Сбитая девочка в наших руках напоминала скорее мешок с тряпьем, нежели человека из плоти и крови, и меня от волнения и усталости потихоньку начинало трясти.

– Закажем чего-нибудь, – предложил Толстый и купил целую гору отвратительных жирных бутербродов, на бугристой грязноватой поверхности которых корчились мертвые черные рыбки, а с боков стекало на тарелку ржавое масло.

Уж не знаю, мучили Толстого угрызения совести или нет, но на его аппетите произошедшее никак не отразилось: прямо на глазах у меня и девочек он, будто профессиональный фокусник, проглотил зараз бутерброд, а за ним – следующий, а потом – еще один и запил все это противной мутно-бурой жижей, которая тут гордо именовалась «кофе с молоком».

Я видел, что мою девочку, как, впрочем, и подругу Толстого, воротит от этого зрелища, но ничего поделать не мог. Я как будто истратил весь свой сопротивленческий запал еще тогда, в автомобиле, когда вцепился ему в мясистые уши, а теперь мне уже было все равно и хотелось лишь одного: чтобы мы поскорее покончили с этим делом и разбежались по домам.

Глотнув немного горячего «кофе», я почувствовал, что дрожь в руках постепенно проходит, а глаза закрываются сами собой. Сказывалось еще и выпитое в ночном клубе. Я и сам не заметил, как задремал.