Книга Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем - Сергей Носов

Завтра узнаем.

И еще. Велено слушать новогоднее поздравление Подгорного. «Будет про нас».

Про нас — про всех нас? или про меня лично?

1972

1 января

Я обыкновенная баба. Как все.

И купить меня проще простого.

Вчера. — Днем.

Выключила душ, встала на коврик, вытираюсь не спеша полотенцем. И тут он входит.

Я не сразу даже поняла, что в руках у него.

Хотела:

— Выйди! — сказать. Ударнику.

А у него — шуба. Олимпийская.

— Вот тебе вместо халата.

Белая, меховая, с пушистым воротником. С ума сойти.

И накидывает мне на мокрые плечи.

— От партии и правительства.

— Ой, — говорю, обомлев.

Вот тебе и ой.

Ну и что взять с такой?

То-то, Лена.

О чем он там нашептывал — о Южном Китае или о Ближнем Востоке[99] — ничего не помню. С ума сойти.

Волны. Волны.

………………………………………………………….

Новый год вдвоем встретили.

Было очень хорошо.

А что до Подгорного, он не сказал ничего. Разве что сказал про разрядку.

И опять. Опять — в шубе.

………………………………………………………….

Сейчас час — первого дня Нового года.

Володька все еще спит. Завтрак готов. Меня зарядили как будто. Что же это такое со мною?

Может, она пропитана чем-нибудь?

Висит на вешалке.

Буду будить.

Не буду будить.

Хватит. Боюсь. Не пиши.

Себе говорю.

Надень.

Разденься только.

3 января

Иногда жалко америкашек даже становится.

Ведь они ничего не знают, что знают о них.

Ничего — о нашей любви.

5 января

Сначала скучная лекция о валютном кризисе в США.

Потом психотерапевтическая беседа по итогам последнего тестирования. — Проблема самооценки личности (моей, разумеется).

Внутренняя свобода. Внутренняя дисциплина. Чистота ощущений.

И вдруг:

— А почему бы вам не завести дневник?

Я насторожилась.

— Какой дневник?

— Интимный дневник.

— Кому понадобился мой интимный дневник?

— Ну зачем же — «понадобился»? Дневник пишется для себя. Чтобы разобраться в себе самой и не стать рабыней собственных комплексов. Неужели у вас нет потребности в дневнике? При ваших-то переживаниях?.. при их-то интенсивности?..

— Нет, — отвечаю. — У меня нет такой потребности.

Сама напряжена. Не проверка ли? Неужели что-то узнали?

Мне объяснили — с их психотерапевтических позиций — чем он для меня хорош. Интимный дневник.

— А как же, — спрашиваю, — режим? Как же «болтун — находка для шпиона»?

— Елена Викторовна, вам ли объяснять, как можно, а как нельзя?

— Ну, нельзя это понятно как. А можно? В специально прошитой тетради и с пронумерованными страницами? И на каждой странице — подпись начальника режимной группы?

— Зато неприкосновенность будет гарантирована. Никто кроме вас не прочтет.

— Так уж и не прочтет?

— У вас будет собственный секретный чемоданчик. Своя печать. Будете получать и сдавать под расписку. Опечатанный.

— А писать буду прямо в Отделе?

— А почему бы и нет? У вас будет своя комнатка, свой стол. Сидите и пишите. А сжечь захотите — пожалуйста. Спишем. По акту. В установленном порядке.

— Извините, я так не хочу.

— А как же вы хотите?

— Никак.

Больше не настаивали.

К чему такой разговор? О дневнике никто не знает. Даже Володька.

9 января

Разговаривала с генералом.

Спрашивал меня о Конфуции.

По-моему, он волнуется.

Вдохновлял:

— Читайте, читайте. «Речные заводи»…[100]

Я с ним подчеркнуто любезна.

«Старые друзья».

Не подумал бы, что кокетничаю.

Нет, не подумает.

Знаем, товарищ генерал, ваши «речные заводи»[101].

10 января

Вот она, свобода: пишу без разрешения.

Этим и ограничусь — сегодня ничего не было.

14 января

С новыми установками[102] будем в феврале серьезно прорабатывать китайскую тему.

26 января

Генерал боится, что я увлекусь телевизором. Т. е. отвлекусь от Китая. От Никсона[103]. (Я ведь «такая эмоциональная»!)

— До вашего Китая с Никсоном еще три недели[104].

— Зато какие, — сказал генерал.

Я его успокоила: