Книга Бремя идолов - Чингиз Абдуллаев

— Приступим, — заявил Точкин, — у меня все записано. Я успелпереписать все данные. Если хотите, можете забрать мой «ноутбук».

— Спасибо. Обязательно возьму перед уходом. А покапобеседуем. Как вы думаете, последняя статья Звонарева могла послужить причинойего убийства.

— Не знаю. Раньше был убежден, что могла. А сейчас не знаю.У Славы не было врагов, он был очень порядочным человеком. Свои интервью всегдасогласовывал и не менял в них ни слова после того, как его визировалсобеседник, никогда не передергивал факты. Знаете, есть журналисты, которыестремятся сделать карьеру любой ценой, не гнушаясь ничем. У Славы был некийпрофессиональный кодекс чести. Даже люди, о которых он высказывался не оченьхорошо, признавали за ним эти качества. Два героя его последней статьи ужепострадали. Одному выразили недоверие, второго тоже ждут неприятности. Нодирижировали ли они убийством Звонарева — не знаю. И вообще мне труднопредставить причины убийства. Две недели назад я еще был убежден, что это из-заего последней статьи. Теперь не убежден. У меня нет ответа на этот вопрос.

— Вы с ним дружили?

— Да. Он собирался жениться. У него была чудная девушка. Онсобирался сделать ей предложение.

— А на почве ревности? Не было ли у него ревнивогосоперника?

— Нет, конечно, — печально улыбнулся Точкин. — Они оченьчисто любили друг друга.

— Может быть, у него были недоброжелатели? Он ничегоподобного не говорил вам в последние дни? Или угрозы в его адрес?

— Ничего. Следователь меня об этом спрашивал. Нет, никакихугроз не было.

Честно говоря, мы до сих пор в шоке. Почему Слава? Есликто-то хотел рассчитаться с журналистом, который часто выступает накриминальные темы, то откровенно говоря, у нас есть сотрудники, которые связаныс этой тематикой более длительное время, на их счету материалы, гдезатрагиваются очень известные люди. Но убили именно Славу.

— Вы ведь тоже пишете в основном на криминальные темы?

— Да, это мое амплуа.

— И как вы оцениваете это убийство? Не как друг Звонарева, акак профессиональный журналист, занимающийся этими проблемами.

— Типичное заказное убийство, — пробормотал Точкин, — убийцаждал его в подъезде дома, ждал, когда он спустится вниз. Даже деньги не взял.Это не ограбление, а самое типичное заказное убийство. К сожалению, процентраскрываемости таких убийств самый маленький в стране.

— Он невелик во всем мире, — согласился Дронго, — поэтому яне иду к следователю, чтобы узнать подробности о найденных на местепреступления гильзах, не жду от них возможных свидетельских показаний. Тут всеясно. Убийца давно выбросил свой пистолет, и найти его достаточнопроблематично.

— Убийцу или пистолет? — уточнил Корытин.

— И того, и другое, — невозмутимо ответил Дронго. — Но наубийцу можно выйти, если удастся понять, кому именно понадобилось убратьЗвонарева. Поэтому мне нужны все записи, черновики и все статьи, которые онготовил за полгода до гибели.

— Я принесу вам их, — кивнул Точкин.

— У него были какие-нибудь контакты в последнее время скриминальными или подозрительными элементами? Иногда у журналистов бываютинформаторы из таких типов.

— Возможно, только он об этом никому не рассказывал. Укаждого есть свои информаторы, но мы не обнародуем их имена, чтобы неподставлять людей. У Славы тоже были свои информаторы. Но он никогда про них неговорил.

— Даже вам?

— Даже мне, — кивнул Точкин, — и правильно делал. Развеможно рассказывать о людях, которые помогают тебе в работе? Это как в милиции —каждый опер бережет своих агентов.

— Про милицию поговорим в следующий раз, — заметил Дронго, —меня все же интересует круг информаторов Звонарева. Неужели вы никого из них незнали, ни о ком не слышали?

— Некоторых знал. Профессия у нас такая: ни одной статьи неподготовишь, встречаясь с одним человеком. Тут пять, шесть, восемь человекнужно — иначе нельзя составить полное впечатление. А тем более — объективное.

— Мне о Звонареве нужно знать как можно больше. Какой он былчеловек, что любил, как вел себя в разных ситуациях, как реагировал нанесправедливость. Он был равнодушным, эмоциональным, сдержанным? Каким?

— Его главное качество — наблюдательность, — подумав,ответил Точкин. — У него было своеобразное умение примечать детали. Как ухорошего следователя.

Если многие из нас видели проблему в целом, то он замечалтакие детали, на которые другие не обращали внимания. Эмоциональным он не был,нет, скорее сдержанным. Но и равнодушным его нельзя назвать. Умел веселиться,радоваться, грустить. Мы готовили материал о детях, попрошайничающих на улице,и я видел, как он переживал это. Но старался не показывать. Даже с Валейособенно много не говорил. Во всяком случае, мне так казалось. Конечно, онгордился своими успехами, но радовался им как-то сдержанно, внутри, не стараясьособенно выказывать свои чувства.

— Он любил выпить?

— Нет. Иногда, после работы, в хорошей компании выпивал, новесьма умеренно. Всегда себя контролировал. Умел держаться.

— У него были враги в редакции?

— Вы думаете — его убил кто-то из наших? — даже улыбнулсяТочкин.

— Я пока только спрашиваю, — терпеливо уточнил Дронго.

— Нет, думаю, нет. Не всем, конечно, нравилась его растущаяпопулярность.

Среди журналистов тоже есть конкуренция. Но чтобы из-заэтого убивать… Нет, врагов у него не было. Все его любили.

— За исключением Виолы, — напомнил Корытин.

— Какой Виолы? — сразу насторожился Дронго.

— Секретарь Главного, — нехотя ответил Точкин. Было видно,что ему неприятно говорить на эту тему. — Она раньше встречалась со Славой, апотом он переключился на Валю. Виола считала, что он сделал это из-за ее отца,а девушку не любил. Ну, все как обычно. Когда парень бросает одну, она начинаетсочинять гадости про другую.

— Я, кажется, видел ее в приемной, — кивнул Дронго, — оченьэффектная блондинка.

— Весьма, — кивнул Корытин.

Точкин пожал плечами, предпочитая не спорить.

— Она вам не нравится, — понял Дронго.

— Она не нравилась Славе. А из-за этого у нее испортилисьотношения и со мной. Виола знала, что мы дружим. В общем, она считала, что этоя познакомил Славу с Валентиной, хотя на самом деле все было не так. Но развеможно что-либо доказать? У Виолы отца нет, она живет с матерью в обычной«хрущевке». А у Вали отец известный художник, четырехкомнатная квартира наТверской. Я не думаю, что Слава предпочел из-за этого Валю. Конечно, нет. Ноему, наверное, было приятно, что дочь такого человека обратила на неговнимание. Виола же обычная девушка.