Книга Ким Ир Сен - Андрей Балканский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще один любопытный момент в партизанской деятельности Кима касается его художественного творчества. По официальной версии, в 1920—1930-е годы он явился автором нескольких десятков произведений. Среди них — пьесы «Ан Чжун Гын стреляет в Ито Хиробуми», «Молельня Сонхван», «Грызня трех министров за трон», «Судьба охранника», танцы «Тансимчжур» и «Гордость тринадцати провинций», песни «Тоска по Родине», «Песня о Корее», «Песня о программе Лиги возрождения Родины из десяти пунктов» и даже детские рассказы «Повесть о пятнадцати мальчишках и девчонках» и «О дармоедке-хрюшке». Но самыми известными считаются революционные оперы «Цветочница» и «Море крови».
Действие «Цветочницы» происходит в Корее во время японской оккупации. Девушка Кот Пун из крестьянской семьи собирает и продает цветы, чтобы помочь своей больной матери. Все это время ее близких третируют домовладелец и японские полицейские. В конце концов она собирает достаточно денег, но мать к тому времени умирает. Брат девушки организует движение среди сельчан против домовладельца и японцев.
Ким, согласно воспоминаниям, начал писать либретто «Цветочницы» в гиринской тюрьме, а закончил уже после выхода на свободу. Впервые она была поставлена к 13-летию Октябрьской революции.
В центре сюжета «Моря крови», которое было создано во время перехода отряда Кима в район гор Пэкту в 1936 году, тоже женщина — мать большой семьи, дети которой уходят в партизаны, и она сама под влиянием зверств японцев и по наставлению политкомиссара вступает в ряды сопротивления и поднимает народ на восстание. Вот небольшой отрывок, хорошо показывающий атмосферу произведения:
«— Товарищи, сюда идут гады…
Ружейные выстрелы, топот конных копыт. Горит селение. Хоровое пение, сцена меняется. Море крови поглощает селение.
Хор. Пролетарии мира, не отчаивайтесь! Ценой смерти многих революционеров создается власть миллиарда шестисот семидесяти миллионов пролетариев.
Японские садисты совершают карательную операцию в селении. Палачи безжалостно убивают людей. Убийцы носятся взад и вперед, стреляя и кроша саблями. С ними бьются люди, размахивая топорами, вилами и дубинами. Богатырского вида парень сражает солдата серпом. Женщину закалывают штыком, ребенка рубят саблями. Старик из Пельчже ударом топора убивает солдата, но падает, сраженный пулей. Волосы матери треплет порывистый ветер, она идет по морю крови…»17
Сложно судить, действительно ли эти строки принадлежат перу Кима. Во всяком случае, после освобождения страны в течение почти тридцати лет никто не вспоминал об этих «бессмертных классических произведениях». (Как он сам выражался, «опера надолго зарылась в землю».) А затем ее торжественно «отрыл» Ким Чен Ир. В 1970 году на экраны выходит фильм «Море крови», созданный под его руководством, а еще через год опера ставится на сцене в новой обработке. Ким-старший присутствовал на премьере и остался очень доволен. Вскоре за ней последовала «Цветочница», а затем еще три оперы других авторов — «Расскажи, тайга», «Верная дочь партии» и «Песня о горах Кымган». Вместе они составили цикл пяти революционных опер Кореи.
При этом корейцев не без основания подозревают в плагиате китайцы. Ведь постановку пяти «образцовых революционных опер», основанных на китайской классике, но переделанных на современный лад, осуществила жена председателя Мао Цзян Цин в 1967 году. Это событие стало одним из основных в ходе Великой пролетарской культурной революции.
С другой стороны, очевидно, что у Кима был вкус к художественному творчеству. И вполне естественно, что партизаны его отряда вместе со своим командиром придумывали и ставили спектакли, писали и пели песни. Таких эпизодов немало в воспоминаниях Кима.
Можно также вспомнить о том, что уже на склоне лет, в 1992 году, он лично написал оду к 50-летию Ким Чен Ира. А песню «Тоска по Родине», впервые исполненную на партизанском бивуаке, любил петь до самого конца жизни, встречаясь за рюмкой сочжу с ветеранами антияпонского движения.
«НЕ МОГУ ЗАБЫТЬ АМУР»
Партизаны перешедшего в СССР отрада Ким Ир Сена были настолько истощены и слабы, что первым делом их отправили в баню и на санобработку. Наконец-то измученные долгими походами и столкновениями люди получили передышку После этого их ждала стандартная процедура — подробные допросы и проверка на причастность к шпионажу. Впрочем, долгой она не была, поскольку о полной благонадежности Кима и его людей заявил Чжоу Баочжун, перешедший в СССР в 1940 году. Да и его имя было достаточно хорошо известно советским военным, занимавшимся по долгу службы делами Маньчжурии.
СССР в конце 1930-х годов начал оказывать корейским и китайским партизанам негласное, но существенное содействие. Они всегда имели возможность использовать территорию советского «старшего брата» как тыловую базу для отдыха, тренировок и снабжения. Переправлявшиеся через реки Амур и Туман (Туманная) бойцы подкрепляли здесь силы и возвращались обратно на боевых конях, с вещмешками, набитыми продуктами и табаком, вооруженные трофейными винтовками и пулеметами. (В целях конспирации им выдавали оружие не советского производства, а захваченное у японцев во время боев на Халхин-Голе и у озера Хасан, благо оно в изобилии хранилось на армейских складах.)
Ввиду постоянной угрозы войны с Японией работа с партизанами на Дальнем Востоке курировалась на самом высоком уровне. В 1939 году народные комиссары обороны и внутренних дел СССР Климент Ворошилов и Лаврентий Берия подписали совместное указание об оказании помощи партизанскому движению в Маньчжурии. Согласно этому документу, данный вопрос был передан в ведение военных советов Дальневосточного фронта. А начальникам региональных УНКВД предлагалось «оказывать полное содействие в проводимой работе, в частности, в проверке и отборе из числа переходящих со стороны Маньчжурии и интернированных партизан и передаче их Военным советам для использования в разведывательных целях и переброски их обратно в Маньчжурию, а также в приеме переходящих советскую границу партизанских групп и отдельных связистов»1.
Периодически на советской территории организовывались совещания, где обсуждались стратегия и тактика ведения боевых действий и деятельность коммунистических организаций Маньчжурии. С декабря 1940-го по март 1941 года очередное такое совещание проходило в Хабаровске. Специально для него Ким Ир Сен со своими соратниками Ан Гиром и Со Чером подготовил доклад о работе Южноманьчжурского комитета компартии Китая. (Этот документ сохранился в российских архивах и недавно был опубликован2.) Очевидно, что в условиях тяжелых боев и отсутствия постоянной связи как с руководством китайских коммунистов, так и с советской стороной партизанам было не до партстроительства, что нашло свое отражение в докладе. Там указывалось, что «члены партии партийных документов не имеют, членские взносы не платят», что «слабо была поставлена массовая работа, а также политвоспитательная работа среди бойцов», и, наконец, «появилось предательство». Для исправления ситуации предлагалось «развернуть борьбу с разными уклонами и шпионажем». Кроме того, в документе сообщалось, что южноманьчжурским коммунистам необходимы военные кадры-специалисты, печатная аппаратура, газеты, журналы («но сколь чего, ответить не можем»), а главное — установление регулярных контактов с ЦК КПК, «чтобы мы получали указания». Доклад Ким подписал китайским вариантом своего имени: Цзин Жичен. В дальнейшем именно так его именовали в период нахождения в СССР.