Книга Зима и лето мальчика Женьки - Наталья Ковалева

— Молото-о-ок! — проронил Колян. — Может, стыкнемся?

— Что? — сквозь звон в голове и наплывающую муть спросил Брига.

— На кулаках. По-честному, один на один.

Брига встал, но земля вдруг качнулась под ним. Мальчик едва не упал, но Колян ловко его подхватил.

— Я первый раз тоже так… Так что? Стыкнемся?

— Он сирота, — тихо сказал Вовка. — Мне мать его не велела бить.

— Стыкнемся! — взвился Брига. — Ничего не сирота. Нормально все. Пошли?

— Не сирота? А кто у тебя есть-то? — удивился Димка.

Брига задумался: а кто у него есть?

— Алена, — ответил уверенно.

— Она тебе что, мать или батя? — хихикнул Вовка.

— Сестра.

— И когда ж тебя тетя Аня выродить успела? — снова заржал Колька.

— Так бывает. Названая сестра, — подсказал все знающий Димка.

— Во-во, названая… — благодарно согласился Брига и добавил развязно: — Так что? Идем, что ли?

Колька башкой мотнул.

— Не-е. Я так, на зуб тебя пробовал. Нормальный пацан ты, не ссыкач. Вечером приходи на поляну в лапту играть. После коров.

— А вы чего коров-то погнали? — вспомнил Женька. — Помешали вам, что ли?

— Почему помешали? — хором спросили Вовка и Колян.

— Я им говорил, что нехорошо это, — вздохнул Димка.

— Говорил, а сам тоже гнал? — пожал плечами Брига.

— Дак ржачно же!!! — воскликнул Колян — Костик же дурак… Мы как из пугача пальнули, он голову зажал, орет, как крол под ножом. Ду-у-урак!

— Блажной, — поправил Брига.

— У-у-у, ты, как старуха, говоришь. Блажной… сейчас такого слова нет, — фыркнул Колька.

— Дурак, он и есть дурак, — согласился Вовчик. — С коровами разговаривает. Ага! Не брешу. Сам видел. Он соседскую Ночку за шею обнял и чего-то ей в ухо. Смешной, растянет свою гармошку и плачет.

Мальчишки, не сговариваясь, глянули на гармошку и так же враз кинулись к ней:

— Смотри!

Рванули прочь тряпицу, грубо, резко растянули меха. Гармошка взвизгнула, как собачонка от пинка, зашлась воем на низких басовых нотах. Пастух закричал что-то непонятное, кинулся к мальчишкам и… замер, прижав к груди кулаки. У Бриги вдруг перед глазами встала белеющая вырванным переплетом книга, и грязный Кастетов ботинок на ее странице. Захотелось вырвать инструмент из мальчишечьих рук, но как с тремя-то сладить?

— Дай, гармонь. Че покажу… — лениво произнес он.

— На! — хмыкнул Колька и подал небрежно за одну ручку.

Брига подхватил инструмент, свернул осторожно — гармошка благодарно прогудела в ответ, — застегнул ремешок.

— Не вы положили, не вы возьмете, — бросил Брига. — Усекли? — И, минуя ошалевшую троицу, шагнул к Костику, всем существом ожидая, что сейчас нагонят, ударят, отнимут:

— Возьми. Твоя же, — протянул гармонь пастуху.

Тот вытянул руки, отчего рукава кургузого пиджачишки задрались почти до локтей, обнажая вздувшиеся узловатые вены, изработанные пальцы шевельнулись, будто клавиши гладили. Узкое рябое лицо Костика болезненно скривилось. «А он старый, — подумал Женька. — Чего же его все Костиком-то?»

— Возьми, — сказал вслух, сделав шаг навстречу.

Костик жадно схватил гармонь и вдруг кинулся бежать, странно припадая на ногу. Впрочем, тут же зацепился за поднявшийся из земли тугой ивовый корень и растянулся, уронив гармошку — и скользнул к ней на животе и упал всем телом, только руками голову прикрыл. Залопотал что-то жалобное, бессвязное.

Женьку в жар кинуло, поднялось из души острое: жалость, злость, стыд, боль, все… «Я — козел и фраер дешевый, вас, Александр Петрович, умоляю…» — вспомнилась рожа Кастета. И будто Брига сейчас тоже чуть-чуть Кастет. Погано, блин!

Костик оглянулся и втянул голову в плечи. Женька присел рядом, осторожно прикоснулся к его руке.

— Дядя Костя! Я это… не хотел. Ты не бойся, а?

Несуразным казалось, Женьке, что Костик — взрослый, старый даже, как их сторож Михеич, человек, — валяется тут и бьется в страхе, перед ним, Бригой. Женька попытался поднять пастуха, но Костик опять тяжело рухнул, прикрывая собой гармошку. Мальчишки захохотали, Брига рванулся к ним:

— Если хоть раз еще…

— И что? — хмыкнул Колян.

— Урою. По одному выловлю и урою, — и ляпнул вовсе немыслимое: — Одного на перо посадил. Не веришь, Алену спроси. Она меня сюда от ментов увезла.

— На перо? — не понял Димка.

— Подрезал, что ли? — ошалело спросил Колян.

— Подрезал, — и сунул руку в пустой карман. — Попробовать хочешь?

— Ты шизик! — вырвалось у Вовчика.

— Мы, детдомовские, такие.

Брига, четко не осознавая, бил наверняка, по страху перед незнакомым и неизвестным. А и правда, кто их знает, этих детдомовских? А вдруг они и вовсе без царя в голове?

Пацаны застыли, испуганно.

— Костика не трогать! Он подо мной ходит, — авторитетно заявил Брига, даже не соображая, что несет околесицу.

Колян кивнул головой:

— Не будем. А тебя посадят, да?

— А мне в зоне, что в доме… Не впервой, поди.

— Разве маленьких садят? — удивился Димка.

— Смотря за что, — сказал Вовчик и добавил уважительно: — За мокруху — да. То-то ты на стадо полез. Рисковый…

Димка добавил не к месту:

— Мне домой надо, я пойду?

— Иди, — кивнул головой Брига.

Теперь ему и самому стало стыдно своего вранья. Но Костик все еще лежал в траве, и деревенские никуда не делись.

Колян вложил в руку Женьки мятую пачку «Примы»:

— Возьми. И это… давай корешиться?

— На поляну приходи, — добавил Вовчик.

Димка промолчал. От его молчания Женьке совсем дурно стало.

Когда мальчишеские фигурки растаяли в мареве синего неба и бесконечных лугов, тянувшихся до самой Сосновки, Брига осторожно подошел к пастуху. Тот все так же лежал, вздрагивая всем телом, как от невидимых ударов. Не зная, что делать, Женька сел рядом и неловко, как маленького, погладил его по голове:

— Дядь Костя, ушли они. Они больше не будут…

Костик приподнял лицо, на морщинистых щеках, измазанных в земле, предательски блеснули дорожки слез. Женька повторил виновато:

— Не будут они. Правда. Не надо бояться.

— Не надо? — доверчиво спросил пастух.

— Нет.

Пастух сел и жадно покосился на пачку папирос торчащую из кармана: