Книга А ты постарайся! - Виктор Голявкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот мы отправились на карнавал.
Пришли в клуб в обычных костюмах, а потом переоделись и вышли в зал. То есть мы въехали. Я полз на четвереньках. А Вовка сидел на моей спине. Правда, Вовка мне помогал – по полу перебирал ногами. Но все равно мне было нелегко.
К тому же я ничего не видел. Я был в лошадиной маске. Я ничего совершенно не видел, хотя в маске и были дырки для глаз. Но они были где-то на лбу. Я полз в темноте. Натыкался на чьи-то ноги. Раза два налетал на колонну. Да что и говорить! Иногда я встряхивал головой, тогда маска съезжала, и я видел свет. Но на какой-то миг. А потом снова сплошная темень. Ведь не мог я все время трясти головой!
Я хоть на миг видел свет. Зато Вовка совсем ничего не видел. И все меня спрашивал, что впереди. И просил ползти осторожнее. Я и так полз осторожно. Сам-то я ничего не видел. Откуда я мог знать, что там впереди! Кто-то ногой наступил мне на руку. Я сейчас же остановился. И отказался дальше ползти. Я сказал Вовке:
– Хватит. Слезай.
Вовке, наверное, понравилось ездить, и он не хотел слезать. Говорил, что еще рано. Но все же слез, взял меня за уздечку, и я пополз дальше. Теперь мне уже было легче ползти, хотя я все равно ничего не видел.
Я предложил снять маски и взглянуть на карнавал, а потом надеть маски снова. Но Вовка сказал:
– Тогда нас узнают.
Я вздохнул и пополз дальше.
– Наверное, весело здесь, – сказал я. – Только мы ничего не видим…
Но Вовка шел молча. Он твердо решил терпеть до конца. Получить первую премию.
Мне стало больно коленкам. Я сказал:
– Я сейчас сяду на пол.
– Разве лошади могут сидеть? – сказал Вовка. – Ты с ума сошел! Ты же лошадь!
– Я не лошадь, – сказал я. – Ты сам лошадь.
– Нет, ты лошадь, – ответил Вовка. – И ты знаешь прекрасно, что ты лошадь. Мы не получим премии!
– Ну и пусть, – сказал я. – Мне надоело.
– Не делай глупостей, – сказал Вовка. – Потерпи.
Я подполз к стене, прислонился к ней и сел на пол.
– Ты сидишь? – спросил Вовка.
– Сижу, – сказал я.
– Ну ладно уж, – согласился Вовка. – На полу еще можно сидеть. Только смотри, не сядь на стул. Тогда все пропало. Ты понял? Лошадь – и вдруг на стуле!..
Кругом гремела музыка, смеялись.
Я спросил:
– Скоро кончится?
– Потерпи, – сказал Вовка, – наверное, скоро…
Вовка тоже не выдержал. Сел на диван. Я сел рядом с ним. Потом Вовка заснул на диване. И я заснул тоже.
Потом нас разбудили и дали нам премию.
Надумали мы позвонить Анне Павловне, нашей учительнице. Не то чтобы нам нужно было позвонить, нам совсем не нужно было звонить, нам просто так захотелось поговорить по телефону с Анной Павловной, тем более, что мы с Анной Павловной по телефону никогда не говорили.
Мы влезли в будку-автомат вдвоем с Вовкой, и Вовка стал набирать номер, а я должен был говорить. Вот Вовка набрал номер, и я слышу в трубке голос Анны Павловны. Я растерялся и говорю:
– Кто говорит?
И Анна Павловна говорит:
– Кто говорит?
Я совсем растерялся и говорю:
– Я говорю.
Анна Павловна засмеялась в трубку и спрашивает:
– Это ты, Зведочкин? – Значит, тоже узнала меня.
Я отвечаю:
– Ага, это я, Звездочкин!
А Вовка меня в бок толкает и что-то советует. А я его рукой отстраняю: мол, не мешай разговаривать.
Анна Павловна говорит:
– Ну, я тебя слушаю, Звездочкин.
Я говорю:
– И я вас тоже слушаю, Анна Павловна! Ох, и хорошо слышно!
Анна Павловна спрашивает:
– Ты что-нибудь хочешь спросить у меня? Так ты спрашивай. Не стесняйся.
Я кричу:
– Я ничего не хочу спросить! Я с Вовкой!
– Значит, Вова хочет спросить что-нибудь?
– Не! Вовке нечего спрашивать. Он просто так стоит!
Тут я опять растерялся. И Вовку шепотом спрашиваю:
– Мы зачем звоним?
А он пожимает плечами. И молчит. А я на Вовку смотрю и не знаю, что мне отвечать. Нельзя же мне говорить такое, что мы просто так звоним. И Анна Павловна тоже молчит и ждет, что я отвечу. Вот ведь попал в положение!
Вовке-то ничего, он стоит себе, а мне отвечать нужно! Я взял и дал Вовке трубку. Он тоже растерялся и на меня смотрит. Только рот раскрыл. И ни слова. Потом протягивает мне трубку, а из трубки гудки гудят.
Я на него набросился:
– Это ты, говорю, виноват! Нужно сразу было ответить, а ты молчал!
А он только руками развел:
– Что бы я ответил?
И действительно, отвечать было нечего. Раз мы низачем звонили. Что я завтра скажу Анне Павловне, когда она спросит, зачем я звонил?
Мы с Вовкой сидим на бревнах, беседуем и огурцы едим. Такие замечательные, свежие огурцы. Мы каждый год с ним сидим на бревнах и едим огурцы.
– Эх, – говорю, – как-то скучно летом. Сплошные каникулы и огурцы!
– Мне каникулы нравятся, – говорит Вовка, – но не очень.
– Не очень-то и мне нравятся, а вот чтобы очень, так вовсе не нравятся.
– Сплошное безделье. На то и лето!
– Сплошное лето, вот именно!
Вот так мы сидим с Вовкой на бревнах и разговариваем. И едим свежие огурцы.
И вдруг видим соседку Машу. Она что-то в земле копается. Непонятно зачем.
Я ей кричу:
– Что ты там делаешь?
Она говорит:
– Огурцы поливаю.
Вовка вынул из кармана огурцы и говорит:
– Вот. Пусть тоже растут на здоровье!
И я вынул два огурца из кармана. И сказал то же самое, чтобы они на здоровье росли.
– Эх вы, – говорит Маша, – только есть можете!
– В чем дело? – говорит Вовка.
– Это вдруг почему, – говорю, – только есть можем?
– Сразу видно, – говорит Маша.
Я смотрю на Вовку, а Вовка смотрит на меня, и ни я, ни он, конечно, не видим, чтобы у нас что-нибудь было видно.
– Закопайте свои тапочки, – смеется Маша, – авось новые вырастут к осени.
Когда моя мама куда-нибудь отлучается, Вовка приходит ко мне, а когда его мама куда-нибудь отлучается, я к нему прихожу. И мы что-нибудь делаем.
