Книга Загадка школьного подвала - Анна Устинова

Впрочем, Михаил Петрович быстро справился с собственным смущением и деловито произнес:

А теперь, друзья мои, внесем скульптуру в актовый зал.

Замечательно! — прогудел зычным басом пожилой, толстый, огромного роста, с лысиной, обрамленной седыми курчавыми волосами, учитель литературы Роман Иванович. — Зрительный образ великого русского писателя Льва Николаевича Толстого очень нам нужен.

Теперь Роман нас вообще со своим Толстым задолбает, — громко сказала Моя Длина, но, к счастью, голос ее заглушили аплодисменты преподавательского состава.

Когда овации смолкли, Олесь и другие охранники, а также мужская часть Компании с Большой Спасской и Марат Ахметов, к которым обратился за помощью Хамитяй Хамзяевич, поволокли тяжеленный ящик в здание родной школы. Тут выяснилось одно крайне досадное обстоятельство: ящик категорически не желал пролезать внутрь

Не рассчитал ты, Колька, — с досадой произнес Арсений Владимирович. — Ведь всего какие-то три сантиметра лишние.

Искусство искусством, а жизнь свое берет, — глубокомысленно добавил Хамитяй Хамзяевич. — Тут у меня один совет: когда что-нибудь не проходит, нужно тару снимать.

Верно, дядя Хама! — панибратски похлопал крупного бизнесмена по плечу Пашков. — Снимем тару и даже больше, чем три сантиметра, выгадаем.

Убейволк неодобрительно посмотрел на Пашкова. Однако самого крутого бизнесмена Лешкино обращение совершенно не покоробило. Наоборот, он с уважением произнес:

— Головастый ты парень. Как окончательно вырастешь, я тебя к своему бизнесу пристрою.

Лешка расплылся в горделивой улыбке:

Дядя Хама, я уже все рассчитал. Сейчас за молотком сбегаю. Избавимся от этого ящика, и сразу несколько зайцев убьем. Во-первых, скульптура уж точно в двери пролезет. Во-вторых, тащить будет легче. А в-третьих, скульптуру проще нести, чем ящик. Значит, будет удобнее подниматься с ней в актовый зал.

Ну, ты вообще академик! — сильнее прежнего восхитился Ахметов — старший. — Хороших ребят растите, Михаил Петрович.

Директор две тысячи первой школы пробормотал в ответ что-то неопределенное. Вообще-то он не уставал повторять, что успокоится лишь после того, как Пашков получит аттестат зрелости. Дело в том, что Лешкину изобретательную голову с самого первого класса переполняли самые разнообразные замыслы, при осуществлении которых чаще всех остальных страдали ни в чем не повинные учителя и ученики родной школы. Поэтому Михаил Петрович при всем желании не мог искренне разделить восторгов Ахметова — старшего. Зато Арсений Владимирович тут же отметил:

— Пашков у меня один из лучших учеников по ОБЖ.

Запустив руку в карман пиджака, доблестный заместитель директора по хозяйственной части вручил Лешке связку ключей:

— Откроешь подсобку. Возьмешь два молотка. Вместе эту штуковину расчихвостим.

Пашков вернулся очень быстро. Арсений Владимирович схватил один из молотков.

Ну что, начинаем? — обратился он к своему непосредственному начальнику.

Как, Николай? — переадресовал вопрос народному художнику тот.

Ничего не поделаешь, — развел руками человечек с бородой. — Только осторожно. Не повредите скульптуру.

У нас все четко, — заверил Пашков. — Надежный расчет и полная гарантия.

Все-таки следует уточнить, где расположена голова великого писателя, — прогудел Роман Иванович. — А то молотком заедете, нехорошо получится.

Николай Михайлович озадаченно посмотрел на ящик. Его уже столько раз переворачивали, что даже автор теперь затруднялся определить, где теперь находится голова, а где остальные части тела великого человека.

— Знаете, — посоветовал он. — Вы просто так… Осторожненько.

— Это мы можем, — сказал Пашков и заработал гвоздодером.

Арсений Владимирович развил бурную деятельность по другую сторону ящика. Народный художник носился вокруг, не переставая верещать:

— Осторожней! Осторожней!

Женька тоже не мог остаться в стороне. Он прыгал вокруг Пашкова и канючил:

— Дай мне гвоздодер. Я тоже хочу.

Наконец ящик был разобран. Над школьным двором повисла редкостная для этого места тишина. Такое безмолвие тут царило лишь по ночам. Ученики, учителя, дирекция и даже Хамитяй Хамзяевич со своими «секьюрити» немо разглядывали произведение монументального искусства, а точнее, огромное нечто бронзового цвета. Больше всего это нечто походило на искореженный взрывом противотанковый еж.

А Лев Толстой куда делся? — первым нарушил молчание Хамитяй Хамзяевич. — Придется тебе, Олесь, — повернулся к охраннику он, — с теми грузчиками разобраться. Они вместо гениального произведения туфту нам запарили.

Заткнись, Хама, если в искусстве не понимаешь, — задрожал от обиды голос у скульптора. — Я решил образ Льва Толстого с плугом в духе новейшего авангарда.

Ты, Колька, не обижайся, — хлопнул его по плечу Хамитяй Хамзяевич. — Мне вообще-то нравится. Только ты мне объясни, где Толстой, а где плуг.

— Господи! — простонал художник. — До чего довели страну! Настоящих ценителей искусства совсем не осталось. Вам лишь бы было похоже, как на фотографии.

Да нет, Колька, ты меня не так понял, — улыбнулся Ахметов — старший. — Я как раз оценил. Просто хочу с твоей помощью вникнуть в этот новейший авангард. Говорил же тебе: я скоро открою художественную галерею. Хочу бабки в искусство вкладывать.

Слушай, Танька, — склонилась к уху подруги Катя. — Ты погляди на Мишу, Арсения и Романа. Кажется, им пора «Скорую» вызывать.

Едва повернувшись туда, где стояли дирекция и учитель литературы, Таня пришла к однозначному выводу, что эта троица привержена традиционному искусству. Они в ужасе взирали на статую, словно надеясь, что наваждение вот-вот спадет и им предстанет настоящий Лев Николаевич с бородой и настоящим плугом.

Вот, Хама, смотри, — начал устало объяснять народный художник. — Это Толстой, — ткнул он пальцем в наиболее пострадавшую от взрыва часть ежа. — Видишь, какой полет фантазии! Ни одному реалисту так полно не выразить. А вот это плуг, — указал он на другую часть композиции. — Тут сельскохозяйственное орудие и лошадь как бы сливаются воедино с родной природой Ясной Поляны.

Во блин! — обуял восторг Хамитяя Хамзяевича. — Ну ты, Колька, и постарался! Смотри-ка, у тебя тут и лошадь есть, и эта поляна самая…

— Ясная Поляна, — прогудел Роман Иванович. — Это музей-усадьба Льва Толстого.

А она что, до сих пор цела? — с таким видом поинтересовался Ахметов — старший, словно прикидывал, не купить ли музей-усадьбу в придачу к острову в Тихом океане.

Цела, — подтвердил литератор.

Тут Михаил Петрович и Арсений Владимирович, несколько оправившись от эстетического шока, хором выдавили: