Книга Тайна брата - Дэн Смит

Романтическая сцена подходит к концу, и они продолжают путь. У нашего дома Стефан прощается с ней. Снизу доносится стук двери и голоса, а я провожаю взглядом девушку, идущую по улице.

Стоит ей скрыться из виду, как в спальню врывается Стефан. От него пахнет табаком и духами. Во взгляде брата сквозит тревога.

— Дед сказал мне, что случилось. Ты как?

— В порядке.

У меня из головы не идет недавнее зрелище.

— Точно? — Брат изучает ссадины на руке.

— Кусок зуба отколол.

— Дай посмотреть. — Открываю рот, чтобы ему было видно. — Вроде не страшно.

Стефан выуживает из меня подробности аварии и живо интересуется инспектором Вольфом. На его лице читается тревога, но стоит мне рассказать о Лизе и о том, как мы подружились, его отпускает.

Про надпись на стене я молчу, как и про дыру в куртке брата.

Мой рассказ завершен. Брат с улыбкой вытаскивает из рубашки пачку сигарет и швыряет на подоконник.

— Здорово, что ты заводишь друзей, — говорит он, расстегивая пуговицы.

— С каких это пор ты куришь? — интересуюсь я.

Брат пожимает плечами.

— А откуда сигареты? С черного рынка?

— Черный рынок? — Стефан изображает священный ужас. — Как ты можешь так обо мне думать?

— У тебя будут проблемы.

— Братишка, не переживай за меня, — улыбается он.

— А что это за девчонка была с тобой?

— Подруга с мельницы. — Стефан роняет снятую рубашку на пол. — Правда, красавица?

Брат, достав из комода чистую рубашку, сует руки в рукава и начинает мычать под нос.

— Ты чего мычишь? — спрашиваю я, присаживаясь на кровать.

— Песенку одну.

— Никогда не слышал.

— Конечно, не слышал, — отвечает брат, застегивая пуговицы. — Ты же у нас маленький воин фюрера? Ты… а ну-ка, стой! — Стефан вглядывается в меня из-под длинной челки и щурит глаза. — Как же я сразу не заметил. Кто ты такой и куда дел моего брата?

— В смысле? Это же я.

— А где твоя форма? — Стефан делает шаг назад и нарочито меряет меня взглядом с ног до головы. — Что они с тобой сделали? — Он ходит кругами, тыкая меня в спину и бока. Очень щекотно. — Кто же это так обошелся с моим братом?

— Отвали. — Смех так и рвется наружу. Пытаюсь ткнуть его в ответ, но брат слишком быстрый и сильный. В итоге я падаю на кровать. — Все, сдаюсь!

— Скажи, что я победил.

— Ты победил.

— Скажи, что я самый лучший и самый умный.

— Ни за что!

— Говори. — Стефан опять щекочется. — Говори!

— Ладно, ладно. Ты самый лучший и самый умный.

— Именно! — Отпустив меня, брат садится рядом, и на миг воцаряется тишина. Переводим дыхание.

— Ба сказала, мама сегодня не вставала.

— Неа, — качаю головой.

— Может, завтра встанет.

— Может быть, — смотрю я на него.

— Мы забыли открыть твой подарок на день рождения. — Его подбородок нацелен на комод. — Думаю, тебе понравится.

— Я хотел, чтобы сначала мама поправилась, — никну я. — С ней все будет хорошо? Она как будто тает.

— Вот поэтому ты и должен помогать мне быть сильным, — пихает он меня. — Крепким, как сапог, ваши так говорят?

— Что-то я не чувствую себя крепким, как сапог. — Слезы катятся из глаз, и я стираю их ладошкой.

— Давай тогда откроем твой подарок прямо сейчас. — Брат встает, берет сверток с комода и вручает мне.

Все мои возражения разбиваются о его настойчивость. Развязываю шпагат и осторожно разворачиваю оберточную бумагу. Внутри лежит обычная коробка.

Крышка легко снимается, и оттуда летит на пол резаная бумага. В коробке, словно в гнезде, притаился складной нож.

— Где вы его достали? — спрашиваю я, восхищенно изучая коричневую резную рукоять. — Настоящий, солдатский!

Здоровенное лезвие сверкает в лучах солнца.

— У каждого мальчишки должен быть ножик, а твой сломался, — говорит Стефан. — Мы с мамой накопили денег.

Складывая нож, размышляю, достоин ли я такого подарка.

— Мне сегодня дали зарплату, — сообщает брат за ужином, глядя на Ба. — Вы тратитесь на нас, так что я поделюсь.

— Не обязательно…

— Я решил, так будет правильно. — Стефан достает из кармана пригоршню банкнот.

Вместе с ними появляется на свет маленький клочок черной ткани.

У всех на глазах он падает на пол.

Цветок. Желтая серединка. Белые лепестки.

Брат стремительно хватает его и прячет назад, в карман.

— Стефан, осторожнее с такими вещами, — серьезным тоном просит дед.

— А что это за цветок? Что он значит? — спрашиваю я.

В меня впиваются три пары глаз.

— Чего это вы на меня так уставились?

— Сделай так, чтобы это у тебя никогда не видели, — обращается дед к брату и снова переводит взгляд на меня. — А ты, Карл, не смей рассказывать ни единой живой душе.

— Да объясните же, что значит этот цветок? — требую я.

И замолкаю, потому что на память приходят слова Лизы, как дети доносят на родителей. Все становится понятно. Я точно знаю, почему мне не объясняют про цветок. По той же причине, по которой дома не обсуждали, что папа не хотел идти на войну.

— Вы думаете, что я вас выдам, — говорю я, отступая к выходу с кухни. — Вы мне не доверяете.

Бросаюсь наверх, прямиком в спальню, и захлопываю дверь. Меня накрывает злость и тоска, в голове царит настоящая каша. Но в глубине души мне трудно винить родню за такое отношение.

В подвал

В ту ночь меня будит кошмарный звук.

Только что я лежал и размышлял, как убедить Стефана рассказать о цветке, а в следующий миг меня подбрасывает в кровати от жутких сирен воздушной тревоги.

Тело сковано ледяным страхом. Сбросив одеяло, высматриваю Стефана. Увы, в комнате слишком темно, только искры и разводы танцуют перед глазами.

— Ты как? — напряженно спрашивает брат.

— Нормально.

— Здорово. Все будет в порядке. С нами все будет хорошо. Спускаемся в подвал… вместе с мамой, — говорит брат, и я понимаю, о чем идет речь. Маму придется как-то поднять.

Нащупав фонарик, включаю его. Мы ныряем к маме в комнату раньше, чем Ба с дедом выходят к лестнице.

— Мама, пойдем в подвал. — С этими словами брат стягивает с мамы одеяло. — Быстрее. Они летят.