Книга Проказы разума - Алексей Макеев

– Идемте, Гладышев, за мной, – сказала она, развернулась и вышла из палаты.

Я двинулся за нею.

В коридоре молодая женщина остановилась и перешла на полушепот.

– Гладышев. – Она недовольно поджала губы. – Вы и так у меня на особом положении. Я всегда контролирую препараты, которые вам делаю, очень тщательно. Так что ничего не бойтесь.

Я растянул рот до ушей и показал женщине зубы.

– И все-таки я бы хотел, чтобы вы мне готовили препараты отдельно от других препаратов, предназначенных для пациентов.

– Но я так и делаю, – проговорила она нетерпеливо.

Я растянул рот еще шире.

– Если вы не хотите, чтобы о вашем разговоре с Фроловым узнала вся больница, то вы приготовите препарат еще раз.

Худенькая синеокая медсестра вновь выразила свое недовольство, на сей раз тряхнув головой так, что кончики ее длинных, до плеч, каштановых волос разлетелись в разные стороны.

– Хорошо, Гладышев, – сказала она сквозь зубы. – Я пойду и снова приготовлю вам препарат.

Я в упор посмотрел на медсестру.

– В моем присутствии, Люба.

Она фыркнула:

– Какой же вы трус, однако, Гладышев! Ваши опасения напрасны. Они, они… – Она запнулась, подбирая подходящее слово, и выпалила: – Просто смехотворны.

Я не удержался от усмешки.

– Пусть я буду выглядеть в ваших глазах трусом, а мои требования напрасны и вызывают у вас смех, зато я буду уверенным, что в вашей больнице меня не отравит какой-нибудь придурок, у которого с головой не все в порядке.

– Хорошо, пойдемте, – неожиданно спокойно сказала губастенькая медсестра, развернулась и отправилась в процедурную. На некотором отдалении я пошел за нею. Уже в знакомом мне кабинете, где стояли стеклянные шкафы со всевозможными препаратами и системами капельниц, Люба открыла дверцу шкафа и взялась было за бутылку с физраствором, но я остановил ее…

– Нет, не эту. Следующую, пожалуйста.

Молодая женщина поняла, что я перестраховываюсь, сам выбираю бутылку с препаратом, усмехнулась и взяла ту бутылку, что я указал. Затем перенесла руку на следующую полку, где стояли ампулы с мексидолом. Насмешливо-презрительно спросила:

– Какую взять бутылку?

Я, ничуть не смутившись, сказал:

– Третью справа. – Пусть презирает, пусть смеется, хоть обхохочется, плевать – жить хочу.

Мне было немножко стыдно перед остальными пациентами отделения, потому что я был на особом положении и сам контролировал приготавливаемые мне препараты, в то время как они были беспомощные перед лицом убийцы, ежели таковой имелся в отделении и мог подсыпать им в лекарство яд. Но что поделаешь, своя рубашка ближе к телу. Тем более когда речь идет о жизни и смерти – тут каждый за себя.

Между тем Люба приготовила мне препарат и, прихватив опять-таки указанную мной систему для постановки капельницы, отправилась вместе со мной в нашу палату. Теперь я уже со спокойной душой лег в кровать и предоставил в полное ее распоряжение вену на правой руке.

– Куда это она тебя водила? – хрипло спросил Посылаев, когда Люба, поставив мне капельницу, вышла из палаты.

Уж очень любопытен этот вор в законе.

– Исповедоваться по поводу состояния моего здоровья, – проговорил я неопределенно и витиевато.

Лежавший под капельницей Посылаев скосил в мою сторону глаза. Ответ его явно не удовлетворил, но переспрашивать не стал, понял, что говорить на эту тему я не желаю. После того как медсестра убрала капельницы и унесла штативы под них, Посылаев, лежавший на кровати, вдруг повелительно сказал Миклухе:

– Димка, принеси-ка мне водички попить.

Дмитрий, по своему характеру, по-видимому, не конфликтный, спокойный, покладистый человек, которого присутствие бывшего зэка угнетало и подавляло, ни слова не говоря, встал и покорно отправился в коридор к кулеру.

– Да ты побольше возьми, не в стаканчик пластиковый, а в кружку. Можешь в свою набрать, я не брезгливый.

И вновь Миклухо молча вернулся к своей кровати, взял с тумбочки кружку, которую принесла ему жена, и пошел прочь из палаты.

Конечно, это было хамство со стороны Посылаева – так помыкать соседом по палате. Я понимаю, если бы он был лежачим, но Александр худо-бедно мог сам, несмотря на то что его левая половина тела все еще плохо ему повиновалась, обслуживать себя. Ну или в крайнем случае попросить Дмитрия принести воды, но так обращаться, будто он слуга или лакей… По-видимому, Посылаев и в палате желал установить зэковские законы, хотел вести себя как пахан, командующий шестерками.

Я смолчал, но презрительно посмотрел на вора в законе. Он понял значение этого взгляда, спокойно выдержал его и, хмыкнув, сказал:

– Ничего, пусть прогуляется, после инсульта ему просто необходимо двигаться.

– Тебе бы тоже не мешало прогуляться, – жестко сказал я. Помыкать собою я даже вору в законе не дам.

Посылаев, нагло глядя на меня, подмигнул:

– Придет время, Игорек, и я бегать буду.

Вот странное дело, когда друзья, знакомые или девушки называют меня уменьшительно-ласкательным именем Игорек, хоть я давно уже не мальчик, я отношусь спокойно. Ну, проявляют так ко мне ласковое добросердечное, иной раз ироничное отношение, и бог с ними. Но когда Игорьком меня назвал зэк, мне это показалось фамильярностью, и я довольно грубо ответил:

– Меня Игорем зовут.

– Как скажешь, – развел Посылаев руками.

Пришел Миклухо, поставил кружку, наполненную водой, на тумбочку рядом с Посылаевым.

– Бо-си-спа! – хохотнул тот, передразнивая Дмитрия, как известно, страдающего афазией.

– Пожалуйста, – не переставляя слоги, четко и правильно выговорил Миклухо. Затем отправился на свою кровать и лег.

– Черт возьми, стремно все же валяться целый день на шконке. Надоело мне в больничке торчать, поскорее бы на волю. – Дрыгнув в воздухе ногами, Посылаев сел на кровати, взял кружку, отпил из нее воды и вновь поставил на тумбочку. Затем снова, на сей раз хаотично взмахнув руками, лег на кровать. Вообще-то надо сказать, движения у вора в законе были какие-то странные, он как-то непроизвольно дергал то руками, то ногами, резко ложился и резко вставал, а когда лежал на кровати, то поворачивался с боку на бок не через спину, а через живот. У меня, честно говоря, подобное вызывало недоумение, но я не заговаривал с бывшим зэком на эту тему, не вызывал он у меня чувства сострадания, желания ему помочь.

Но помочь все-таки пришлось, потому что с вором в законе стало твориться что-то неладное. Очевидно, у него начались сильные головные боли, а внешне это проявлялось в том, что он стал вести себя беспокойно, то вставать, то ложиться, то кидаться на постель, а то вообще становился на колени на пол, а головой утыкался в постель.