Книга Дом шалунов - Лидия Чарская

Павлик ущипнул за шею Вову Баринова, толстого, упитанного, крупного мальчугана, идущего впереди него, в паре с Димой Вортовым.

– Вова, а Вова! Ты слышал новость?

Вова хотел дать хороший щелчок Павлику, но раздумал.

– Какая новость? – внезапно разгораясь любопытством, спросил он.

– Алек Хорвадзе – царь. У него есть корона и мантия с хвостом, то есть со шлейфом. Только, пожалуйста, никому ни слова об этом!

– Царь? Мантия? Корона? Арся, а Арся!

Арся Иванов, уплетавший самым спокойным образом булку, оставшуюся от чая, взвизгнул, потому что Вова, чтобы обратить на себя его внимание, сунул ему за шиворот огромного майского жука… Майские жуки, лягушки и гусеницы всегда имелись в карманах Вовы. Он собирал из них коллекцию и говорил всем, что будет ученым.

– Не визжи, пожалуйста! – рассердился Вова. – Майский жук – самое безвредное насекомое.

– Но ты посадил его мне за шиворот! – не унимался Арся.

– Вздор!.. Все вздор!.. Кроме того, что наш Хорвадзе – царь. Понимаешь! Алек – царь. У него огромный дворец в Грузии, и ему служат арапы с черными лицами. А ездит он там в коляске, в которую запрягают оленей с золотыми рогами… Право!

– Что ты врешь! – возмутился Арся, глядя на Вову большими глазами.

– Правда! Только не смей никому говорить об этом. Ведь ты умеешь хранить чужие тайны, не правда ли, Арся?

– Ну, разумеется!..

Арся наскоро дожевал булку и изо всех сил хлопнул по плечу Витика Зона, который шел перед ним с Мишей Своиным.

Витик даже подпрыгнул от неожиданности.

– Арся! Ты чего дерешься?

– Слушай, Зон, и ты, Бобка Ящуйко! – усиленно зашептал Арся. – Я вам сообщу тайну, ужасную тайну про то, что с нами живет сам царь. Да, да, сам царь! Он ест, спит, учится и ходит с нами в парах. Это Алек Хорвадзе!.. У него золотой дворец, весь отделанный бирюзой. И деревья вокруг дворца тоже золотые. И лошади, и коровы, и овцы… А в виноградниках растет золотой виноград. И ездит в золотой карете, и ест одни конфеты. И суп из конфет, и жаркое из конфет… Алек – царь! Только вы никому этого не говорите!

Весть о том, что Алек – царь, в каких-нибудь полчаса разнеслась по всему пансиону. Все узнали и поверили.

В темном лице Алека, в его необыкновенно черных глазах, в его чертах лица, резких и своеобразных, в его походке, в его манере говорить, в его повелительном тоне – было что-то такое, что уже давно выделяло его среди его товарищей. Поверить известию было легко, тем более что еще недавно директор во время урока рассказывал мальчикам о Кавказе, о кавказских землях, кавказских царствах, царях и царевнах…

– Да, Алек – царь, несомненно царь, – решили все и сразу стали к нему относиться с каким-то особенным почтением.

Когда Алек появился в спальне вместе с Котей, взоры всех мальчиков направились на него. Алек, не подозревая, что его «тайну» знают уже другие, преспокойно уселся на кровать и стал снимать сапоги.

– Не помочь ли тебе, Алек? – раздался вдруг десяток голосов.

И не успел Алек еще ответить, как все мальчики бросились к нему: одни схватили его за одну ногу, другие уже принялись стягивать сапог с другой. Но Алек, хотя и царь, громко прикрикнул на всех:

– Оставьте!

И предпочел сам снять сапоги. В это время к нему подошел Вова Баринов и предложил ему своих жуков и лягушек, а Павлик Стоянов – тетрадку с «собственными стихами», Тото и Ноно Вогурины, два близнеца, угостили Алека пирогом, оставленным от обеда, а Гога Владин преподнес ему свой коврик.

Алек блаженствовал. Кому неприятно получать подарки и есть пироги, оставшиеся от обеда?

Котя сидел все это время на своей кровати и внимательно смотрел на Алека. Он видел, как Алек ел пирог, как ему подносили подарки. «Хорошо быть царем, – подумал Котя. – Вот бы и мне тоже».

И вдруг, точно воспоминанием, в голове мальчика выплыла странная картина: уютная светлая комнатка, ковер на полу, детская кроватка и голубое одеяльце на ней… В кроватке лежит он, Котя, а на краю кроватки сидит она, та прекрасная молодая женщина, у которой такие нежные руки и которая поет таким сладким, чудным голосом! Точь-в-точь царица! Да и впрямь царица… «Нешто такие бывают всамделишные барыни? – подумал Котя. – И то, должно статься, царица она, а я, поди, царевич, а может, тоже пожалуй, чего доброго, сам царь!»

Хотя Котю и учили ежедневно говорить правильно, «по-господски», но в мыслях он все же выражался по-своему, по-крестьянски. Это казалось мальчику куда легче и приятней.

Но не в том было дело, а в том, что Котя живо представил себя царевичем, о котором им недавно читал сказку директор, тем самым царевичем, которого украли у матери-царицы и повезли по белу свету.

И не помня себя, он соскочил с кровати, ворвался в толпу мальчиков и закричал на всю спальню:

– Слушай, братцы! Я тоже царь! Право же, царь, как Алек… Верно слово! Умереть мне на сем месте! И кроватка у меня была царская, и голубое одеяльце, и ковер… Все царское!.. Право слово, верно! Не вру!

Мальчики вытаращили глаза на Котю. Павлик Стоянов не выдержал и расхохотался первым. За ним остальные. Дружный хохот пансионеров огласил спальню. Смеялись громко, весело, смеялись несколько минут.

Но тут Гога Владин выскочил вперед и пискнул:

– Какой же ты царь? Ты просто мужик сиволапый!

– Что ты сказал?! – крикнул Котя.

Тут случилось нечто неожиданное. Котя кошкой прыгнул на спину Гоги и стал его тузить. Гога заревел.

В этот вечер у дверей спальни стояли два мальчика в длинных ночных сорочках. Это были наказанные Гога и Котя. Один за то, что дрался, другой за то, что довел до драки Котю.

Простояли они целый час, пока не пришел сам директор и не простил обоих. Котя быстро забыл обиду и даже пожелал Гоге спокойной ночи. Но Гога отвернулся и прошипел:

– Подожди, я тебе еще покажу, как драться! Я тебе за все отплачу, мужик!

И злобно взглянув на Котю, Гога пошел к своей постели.

Глава XXIX

У маленьких шалунов бывает доброе сердце

Всю неделю шел дождь. Стояла холодная, совсем не летняя погода, хотя лето еще не было на исходе. Мальчики сидели в беседке, стоявшей в углу сада и выходившей окнами на проезжую дорогу.

В противоположном углу беседки сидел Карл Карлович и читал газету. Ему было, очевидно, холодно, потому что он поминутно покрывал носовым платком то место головы, где у него была дыра на парике.

– Ему очень холодно! – проговорил Алек, тихонько указывая товарищам на беднягу-немца.

– Да, это верно! Ты прав, Алек, – произнес Арся, – ему очень холодно, должно быть.

– Когда мы вырастем и потеряем волосы, у нас будут лысины, и мы тоже будем чувствовать холод, – с комической задумчивостью проговорил Павлик.