Книга Брусиловская казна - Сергей Бортников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что вы делали в замке, если не секрет?
– Отдыхал. Знакомился со здешними достопримечательностями. Вам, должно быть, известно, что этот город – первый в мире по площади подземных коммуникаций.
– Впервые слышу.
– Ну, тогда знайте, что замок Любарта[35], в котором мы сейчас находимся, имеет сообщение с крепостями, находящими в сорока-пятидесяти, а то и семидесяти километрах отсюда!
– А вы откуда знаете?
– Я давно увлекаюсь устройством фортификационных сооружений. Фортов, крепостей, дотов.
– Странное увлечение для штатского человека.
– Ну… Я же не всегда был штатским!
– С этого момента, пожалуйста, подробнее.
– В Первую мировую мне пришлось служить в госпитале, который располагался в одном из фортов.
– И с тех пор вас потянуло на всестороннее изучение наших оборонительных объектов, да?
– Бывших.
– Что «бывших»?
– Объектов. В современной войне их использование вряд ли целесообразно.
– Почему?
– Механизированные подразделения врага просто обойдут очаги организованного сопротивления, оставив все эти крепости и доты на «съедение» артиллеристам.
– У вас глубокие познания в области военного искусства…
– Не скрою. Интересуюсь.
– Зачем?
– А разве это запрещено?
– Нет.
– Мне кажется, ВКП(б), напротив, всячески поощряет стремление советских людей к изучению военного дела, не так ли?
– Так.
– Скажу больше… У меня есть много единомышленников среди руководящего состава области, в том числе и НКВД… Некоторых товарищей я даже консультирую по интересующим вопросам.
– Фамилии назовёте?
– Это не секрет. Белоцерковский, Яблоков… Их очень волнует состояние фортификационных сооружений на новых границах.
– Положено!
– А я как незаинтересованное лицо могу способствовать формированию объективного мнения о нашем оборонительном потенциале. Я ясно изъясняюсь, молодой человек?
– Так точно! – Ковальчук хотел добавить «ваше благородие», но сдержался и прикусил язык.
С тех пор они стали чуть ли не друзьями. Внешне, во всяком случае.
По вечерам долго спорили, неизменно что-то доказывали друг другу, обменивались мнениями…
«Добро» на такие близкие отношения и одному, и другому дал сам товарищ Яблоков, поэтому вскоре Ковальчук стал подозревать, что он тоже «в доле».
Его опасения подтвердились уже через несколько дней.
При очередной встрече ничего не подозревающий Сергей Эдуардович перестал «вилять хвостом» и вполне откровенно рассказал о сути своего необычного задания:
– Ты должен выяснить, что знают люди о пленении русского офицера в Первую мировую. Разузнать, что думают твои земляки о пропаже двух односельчан в 1916 году. А также установить, не разбогател ли кто случайно за годы польской оккупации, и составить списки всех, кто по тем или иным причинам покинул деревню в этот период. Доложить лично мне.
– Есть! – отчеканил Иван Иванович.
Итак, Ковальчук понял, что на Волыни действует белогвардейское подполье, имеющее широкие связи в высших эшелонах власти.
По Уставу в таком случае следует немедленно доложить руководству. То есть начальнику управления товарищу Белоцерковскому.
А вдруг и он заодно с преступниками?
Нет, Иван Митрофанович не такой. Всю свою жизнь он боролся с врагами Советской власти. Был заместителем начальника Винницкого управления НКВД, избирался депутатом Верховного Совета УССР…
Нет, не может настоящий чекист ни с того ни с сего вдруг взять и предать идеалы родной рабоче-крестьянской власти!
Да и в шестнадцатом году ему было всего семь лет.
То есть ничего общего с Семёновым или Яблоковым он иметь по определению не может.
Хотя… Кто знает, кто знает… Шальные деньги сводят с ума и не таких преданных бойцов.
Недаром ведь золото называют жёлтым дьяволом…
Сатана, дьявол движет его старшими коллегами.
Но ничего, и на них можно найти управу!
Ковальчук посомневался-посомневался и, когда его вызвал Белоцерковский по какому-то маловажному поводу, неожиданно даже для самого себя пошёл ва-банк:
– Довожу до вашего сведения, что в нашей области зреет контрреволюционный заговор! Один из его инициаторов некто Семёнов – бывший царский офицер, вахмистр казачьих войск. Нынче он прикрывается мандатом детского доктора.
– Знаю, – недоверчиво покосился Иван Митрофанович. – Павел Алексеевич – известный педиатр. Направлен к нам непосредственно Министерством здравоохранения для организации массового обследования детей. О военном прошлом в его документах нет ни слова.
– Ваш заместитель – Яблоков, его покровитель.
– Сергей Эдуардович? Да… Он служил когда-то в царской контрразведке. И не скрывает этого. А Семёнов… Нет. Не верю.
– Яблоков работал в центральном аппарате НКВД. Убрать компромат из личного дела сообщника ему было раз плюнуть.
– Оно-то так… Но… Какова их цель?
– Не знаю, – неуклюже соврал Ковальчук. Открывать сразу все карты не входило в его планы. Если заговорщики вдруг узнают о том, что он был свидетелем захоронения полковой казны и убийства двух невинных людей, ему не жить. А так – ещё можно будет выкрутиться.
О том, что в районе его родного села спрятаны немалые деньги, Иван узнал много лет тому назад из архивных материалов, когда только-только начинал свою работу в госбезопасности.
Открываясь Белоцерковскому, капитан знал на что идёт.
Но риск был оправдан.
Если Иван Митрофанович в сговоре с врагами народа, завтра его арестуют. Или предпримут попытку убить.
А если нет, они вместе быстро изобличат и обезвредят эту бандитскую шайку!
– Похоже, ты был прав, – сообщил Иван Митрофанович Ковальчуку уже на следующий день, столкнувшись с ним в обед лицом к лицу на территории католического кладбища, – бродить по его ухоженным дорожкам, как по парку, в свободное от работы время обожали многие сотрудники управления. – Семёнов ещё тот гусь! Кстати, настоящая фамилия его – Казанцев.
– Вот видите…
