Книга Сквозь игольное ушко - Ольга Литаврина

С тем он и удалился. А Венька впал в такую депрессию, с которой в жизни еще не сталкивался. Собственно, и ситуации такой никогда еще не было! Дескать, утритесь, господин Малышев, лежать вам с этим нервом в койке, как египетская мумия, минимум полгода, получая свои тридцать процентов по больничному. И не факт, что за эти полгода не атрофируются мышцы здоровой ноги!

Этим вечером, закрыв от бабы Мани двери своей комнаты, Венька впервые плакал. И не «скупыми мужскими слезами» – плакал по-настоящему, по-детски. Плакал оттого, что никогда больше не вернется в обычную жизнь…

А на следующий день восстала баба Маня. Старушка решительно заявила, что «прикована к больному», не видит «никого из подружек» и вообще «одичала» с молчаливым Малышевым. Потребовала пригласить в гости «старую подружку Таньку». А когда они созвонились с Танькой, та сама предложила захватить с собой мужа, мол, поможет заодно снять и застирать занавески. Уже через час-другой вся веселая компания оказалась в сборе.

…Гудели они дня три. Развернулись как следует. Сняли со стен и продали картины, которые в свое время Венька приобрел на ВДНХ, кстати, невеликой ценности шедевры! Продали доставшееся от бабки столовое серебро. Депрессивный Венька терпел, хотя баба Маня уже забывала выносить за ним горшки. Но когда в ночь на понедельник муж Таньки во сне громко разругался с кем-то и пригрозил «инопланетной прослушкой» – Венька подумал о «белочке» и утром позвонил Лиане Геннадьевне прямо на работу. Бедная дама примчалась незамедлительно. Нетрезвая баба Маня высказала ей все, что думает о ней и о своем сыне, «заставляющем ее вкалывать на старости лет». Расходиться никто из собутыльников не хотел, но Лиана Геннадьевна пригрозила – тогда еще милицией. И с грехом пополам пьяная компания раз и навсегда выкатилась из Венькиного жилища.

Веньку, конечно, стали навещать чаще, сослуживцы регулярно приносили «прополис» – и он, чтобы уйти от депрессии и не задавать вопросов о Любочке, постепенно погрузился в состояние полутрезвой полудремы. Боль – душевная и физическая – в этом состоянии притупилась, а способность общаться оставалась, как ему казалось, неизменной. Весь май с его постоянными праздниками Венька запомнил смутно. Менялись многочисленные сиделки. Одна, бывшая медсестра на пенсии, считала своим долгом не спать по ночам, а сидеть в постели и, как сова, пялиться на спящего больного. Веньку напрягало это неусыпное внимание, и уже через неделю он с радостью отказался от ее услуг. Другая, молодая ушлая бабенка, вроде из приезжих, сама начала подливать ему в рюмочку. Подливать – и выспрашивать на пьяную голову: как давно он пьет? Где жена? Кто еще прописан в квартире? Венька, подозрительный, как и все москвичи, даже в своем отрешенном состоянии счел такие вопросы неуместными. Так что хитренькая и услужливая Аллочка также покинула свой пост.

А Веньке становилось все хуже. Теперь он не мог даже лежать толком: металлический штырь внутри, видимо, давил на размозженные ткани бедра, не говоря уже о пресловутом нерве!

Самым подходящим оказалось полусидячее положение. В нем Венька проводил теперь дни и ночи, абсолютно махнув на себя рукой. Заниматься даже статической гимнастикой из-за боли было невозможно, а значит, его неизбежно ждала инвалидная коляска, даже после сращения этой треклятой «вертлуги».

Глава 11. Нехристос воскресе

Спасение пришло, как всегда, неожиданно и в лице той же Любочки, о которой Венька уже знал, что она стажер на должности офис-менеджера у шефа и «досталась» ему от каких-то дальних родственников. Любочка была брюнеткой с очень белой кожей, худенькой и молчаливой. Говорила мало, но дело делала – Венька заметил – споро и хорошо. И, что очень важно, была незамужем! Любочка появилась у Веньки в самый разгар пьянок. Сделала вид, что не заметила его небритости и одичания, и дипломатично предложила «помощь знакомого нарколога». Сама не поленилась остаться на ночь, и сама же утром встретила мини-бригаду из двух медиков. Те со знанием дела поставили капельницы, промыли Веньку, добиваясь полнейшего вытрезвления, и с его, уже трезвого, согласия закодировали. Все неприятности кодировки, в том числе мгновенную потерю сознания при запахе спиртного, Венька даже не запомнил. Еще бы! Напоследок «для успокоения» ему сделали укол успокоительного – и оставили на тумбочке у кровати упаковку того самого злосчастного препарата-искусителя, названия которого Венька долго не мог запомнить и про себя называл его «препарат Х».

Так и началась совершенно другая история.

21 мая в каком-то блатном Центре геронтологии на улице Докукина уже новый хирург – из Склифософского, со смешной фамилией Щеткин – оперировал Веньку. Он снял весь гипс, достал давящий металл из сустава и вычистил раздавленные ткани во избежание воспалительных процессов. К тому времени Любочка, оформленная на работе в «учебный отпуск», почти постоянно находилась рядом с Венькой – то есть следила за поведением очередной сиделки, убиралась у него дома и доставляла в больницу домашнюю еду. К счастью, операция (на фоне «препарата Х») прошла превосходно. Остеомиелита не обнаружили. Да и восстановительный период хирургов радовал. Боли прошли, все шло хорошо и осталось только месяца через три-четыре прикрепить протез сустава к сформированной вертлуге. А пока, подержав недельку в стационаре, Веньку выписали домой, где его уже ждали друзья и довольная Любочка. Собрались даже «отметить» его возвращение, но Венька отговорился недавней кодировкой. У него в последнее время возникло стойкое неприятие спиртного. Тогда-то он думал, что это именно вследствие кодирования. Без выпивки компания как-то быстро распалась – осталась верная Любочка и преподнесла ему действительно бесценный подарок. Оказывается, те двое наркологов звонили, интересовались самочувствием Веньки и на всякий пожарный дали ей «телефончик». Телефон того самого тайного «склада медпрепаратов», где «препарат Х» и другие запретные лекарства «доверенные лица» могли закупать в неограниченном количестве!

Через пару дней Венька позвонил и, превозмогая мучительные боли, подъехал к назначенному месту. «Склад» находился в огромной тоскливой промзоне, в ангаре с какой-то ржавой железной дверью. Венька поежился: здесь и пристукнуть могут запросто – и никто не найдет. «Склад – ад…» – мелькнула неожиданная ассоциация. Приезжать в это подозрительное место часто совсем не хотелось, поэтому он затарился на все деньги, что были с собой. Обратно он вернулся на попутке, которую поймал ему хмурый мужик со склада. Запомнились его злые, цепкие и впрямь волчьи глаза. Да, похоже, Веньку потянуло куда-то совсем «не в ту степь»…

Рассказывать Любочке об этих своих впечатлениях он не стал.

В тот же день Венька впервые ощутил себя не на дне инвалидной ямы, а уже на середине пути к ее верхнему краю. Ему показалось даже, что подъем после такого падения ждет его неизбежный и необычайный.

Тем вечером у них был настоящий романтический ужин при свечах, и Венька с радостью ощутил себя мужчиной… Ночь прошла – лучше некуда. Утром Малышев сделал Любочке предложение и поручил за них двоих подать заявление в ЗАГС и договориться, чтобы расписали на дому.

Жизнь налаживалась, черт возьми!