Книга Качели - Сергей Кургинян

Ну, вот… Начал с того, что надо избыть человеческое ради понимания сути элитных игр… А закончил, как и подобает жителю Отечества нашего, смыслом жизни.

Признаю противоречие. Но не каюсь. Потому что смысл не в том только, чтобы победить, но и в том, чтобы, победив, не превратиться в то, с чем боролся. Правда ведь?

Глава 2. Гносеология — или о том, как добывается искомое знание

Что такое «элитная трансформация»? Это, прежде всего, трансформация. А что такое трансформация? Это преобразование. Где преобразование, там и преобразователь. То есть система, принимающая некую совокупность сведений («сигнал на входе системы») и обрабатывающая эту совокупность сведений с помощью каких-то алгоритмов («операций»). Преобразующее устройство называется «оператор». После осуществления обработки оператор выдает пользователю преобразованный массив сведений («сигнал на выходе») — рис. 1.

Рис. 1

Итак, рассматриваемое мною преобразование, которое я называю «элитной трансформацией» (в дальнейшем буду использовать сокращение ЭТ), может быть представлено в виде вышеуказанного оператора, принимающего нечто на входе и выдающего нечто на выходе.

Но такое описание трансформации ничего не говорит о ее характере. Любая трансформация может быть представлена таким образом. Приведенная мной схема (рис. 1) тем и хороша, что на вопрос о том, ЧТО и ЗАЧЕМ трансформируется, будет дан ответ: «Что угодно и зачем угодно». Это «что угодно и зачем угодно» породило ряд наук (кибернетику, теорию операций и так далее).

Но нас подобная «чтоугодность» не устраивает. Нам нужно знать, ЧТО и ЗАЧЕМ преобразует оператор ЭТ. И, прежде всего, нам нужно знать ЗАЧЕМ.

Но разве все трансформации не делаются с одной и той же целью — исследовать то, что является предметом исследования?

На самом деле, это не совсем так или, точнее, совсем не так.

Исследователь имеет дело с двумя качественно разными типами осуществляемых им трансформаций или исследовательских процедур.

Трансформации или исследовательские процедуры могут использоваться как для того, чтобы ИССЛЕДОВАТЬ некий предмет, так и для того, чтобы этот предмет СОЗДАТЬ.

Кому-то может показаться, что такое разграничение является избыточным. Готов доказать, что это не так. Начну свое доказательство ссылкой на авторитет, понимая, что такая ссылка сама по себе не может ничего доказать. И все-таки…

Есть такой великий философ Эдмунд Гуссерль. Он автор феноменологического метода. В рамках метода Гуссерль подробно описал законы (точнее, наверное, сказать «правила»), согласно которым феномены ведут себя определенным образом. Но для того, чтобы применить метод, Гуссерлю нужны были эти самые феномены. И он их сначала создал в качестве предмета своих будущих исследований, а потом уже начал исследовать.

То есть он (как и любой другой ученый) применил на самом деле в своей работе преобразующие операторы двух принципиально разных типов.

Операторы первого типа он использовал для создания предмета. Из чего? Из субстанции непосредственно данного. Если рыцарю нужен меч, а у него есть только металл, то он сначала скует меч, а потом начнет сражаться. Так и ученый. Предмет — это меч, с помощью которого он сражается. Его исследовательские процедуры — это приемы использования меча. Но перед тем, как начать сражаться с помощью меча, используя те или иные приемы, он должен получить меч.

Получение меча — это и есть операторы первого типа.

Приемы использования меча — это операторы второго типа.

Создание предмета из реальности может производиться как за счет относительно простой переработки реальности в предмет, так и за счет очень глубоких переработок.

Операторы первого типа могут так глубоко преобразовать реальность, что полученный предмет будет иметь очень отдаленное отношение к этой самой реальности. Так-то оно так. Но может оказаться, что только за счет такой глубокой переработки возникнут знания, которые в конечном счете раскроют нечто в реальности.

Для того, чтобы «получить» предмет (феноменальное как таковое), Гуссерлю понадобилось применить очень мощный оператор первого типа (феноменологическую редукцию). «Получив» феномены, Гуссерль стал осуществлять определенные операции с этими феноменами. То есть применять к полученным феноменам операторы второго типа. Применив операторы второго типа (то есть собственно исследовательские процедуры), он вывел закономерности поведения феноменов. А дальше, соотнося феномены с реальностью, поведал нам нечто новое по поводу оной.

Иногда операторы (и операции) первого типа составляют тысячные доли от совокупного «операционизма», осуществляемого учеными. И тогда кажется, что их просто нет. А иногда операторы (и операции) первого типа составляют до 90 процентов этого самого совокупного «операционизма». Гуссерль — это пример на тему о 90 процентах.

Апеллируя к этому примеру, я отстаиваю свое право исследователя заниматься операторами (и операциями) первого типа достаточно подробно и тщательно.

Я также оговариваю, что оператор ЭТ — это именно оператор первого типа.

Подобная оговорка не может делаться походя. Поскольку она имеет огромное значение. Причем не только научное, но и политическое.

Вы занимаетесь каким-то элитным актором. Но он же не только актор! Он еще и человек. У него есть имя, биография, мотивы, интересы. Все это слагает его непосредственную реальность.

Что вы исследуете? Эту реальность? Тогда нет места операторам первого типа вообще и моему оператору ЭТ в частности. И нет места аналитике элит как науке!

Хуже вы или лучше исследуете все эти биографические подробности, мотивы, интересы, связи, конфликты и прочее… Используете вы для их исследования адекватные или неадекватные средства… В любом случае, это не аналитика элиты. И не теория элиты. Почему?

Потому что действующие лица и ситуации в их непосредственности — это, в лучшем случае, предмет новейшей истории. Ну, хорошо — политологии (хотя и это уже не так). Но это не предмет «элитологии». А для того, чтобы сделать действующие лица и ситуации предметом «элитологии» (теории элит), надо применить мощный оператор первого типа под названием ЭТ и с его помощью преобразовать реальность этих самых «лиц и ситуаций» в предметность «элитологии».

Для прояснения использую филологический пример.

Представьте себе, что вы анализируете, например, Евгения Онегина, главного героя одноименной поэмы Пушкина. Вы можете рассматривать Евгения Онегина как персонаж. Употребляя это слово, обращаю внимание читателя на то, что персонаж — это персона. То есть личность. Даже если некая маска («парсуна»), то все равно личность. Слово «личина» (опять же, маска) адресует тоже к личности. Как филолога, меня должен интересовать персонаж, то есть личность Евгения Онегина. Конечно, это собирательная личность, в которой художник творчески сконцентрировал определенные свойства. В зависимости от жанра такая сконцентрированность может в большей или меньшей степени отражать ту или иную реальность. Как реальность окружающего мира (внешнюю реальность), так и реальность души художника (внутреннюю реальность).