Книга Достопочтенный Школяр - Джон Ле Карре

Да, они действительно разобрали все по кирпичику, отсюда и пошли нелепые слухи о ликвидации комнаты-башни. «Хорьки» были в дурном расположении духа из-за того, что им пришлось работать в выходные дни, и, возможно, поэтому действовали более шумно и менее аккуратно, чем следовало. Из оплаты за сверхурочные с них вычитали возмутительно высокие налоги. Но настроение изменилось довольно быстро, после того как уже с первого захода они обнаружили восемь подслушивающих устройств, причем именно такого типа, какой обычно применялся Цирком. Схема размещения, придуманная Хейдоном, оказалась своего рода шедевром. Лейкон согласился с этим, когда приехал, чтобы увидеть все собственными глазами. Один микрофон был установлен в ящике ничейного письменного стола, как будто его туда просто нечаянно положили и забыли – правда, стол-то этот находился в комнате шифровальщиков. Другой пылился наверху старого стального шкафа в зале заседаний на шестом этаже – на местном жаргоне в «комнате жарких споров». Еще один, с типичной для Хейдона изобретательностью, был пристроен за сливным бачком в мужской уборной, которой пользовались сотрудники высшего звена. А во время второго захода, проверив несущие стены, обнаружили еще три микрофона, вмонтированных прямо в стену. «Хорьки» сняли слой штукатурки, и провода открылись во всей своей красе: ну прямо детская игра в телефон! Конечно, «подслушка» уже некоторое время бездействовала (как и все остальные хейдоновские устройства), но тем не менее они там были. Между прочим, настроены они были на частоты, которые Цирк никогда не использовал.

«Кроме всего прочего, делалось и функционировало это за счет Казначейства, – перебирая провода заметил Лейкон с самой кривой улыбкой, на какую был способен. – Не забыть бы сказать об этом брату Хаммеру. Его это позабавит».

Уэльсец Хаммер был самым заклятым врагом Лейкона.

Некоторое время спустя Смайли по совету Лейкона устроил небольшой спектакль. Он дал указание «хорькам» привести в рабочее состояние подслушивающие устройства в зале заседаний и настроить их на частоту одной из немногих оставшихся еще у Цирка машин наблюдения. Затем пригласил трех самых несговорчивых чиновников из Уайтхолла (в том числе Хаммера), которые мало что видели, кроме своих письменных столов, совершить автомобильную прогулку в районе здания Цирка и дал им возможность подслушать разыгранную заранее написанную сценку – разговор в зале заседаний. Сотрудники оказались на высоте: сыграно было как по нотам.

После чего Смайли сам заставил чиновников поклясться, что они будут хранить все, что услышали, в полной тайне, а для вящей убедительности заставил их подписать бумагу, которая была составлена «домоправителями» специально для того, чтобы внушить им должное почтение. Питер Гиллем считал, что с месяц чиновники, может, и продержатся не проговорившись.

«Или меньше, если не повезет», – добавил он кисло.

Можно было понять, что Мартиндейл и его коллеги по Уайтхоллу, не входившие в соприкосновение с ведомством Смайли, жили в состоянии первозданного неведения относительно реальностей его мира, но даже те, кто стоял ближе к трону, точно так же ощущали свою удаленность и обособленность от него. Чем ближе стояли люди, тем меньше был их круг, а в самый близкий входили единицы. Вступая в коричневые производящие мрачное впечатление двери Цирка и следуя через турникеты, охраняемые бдительными сотрудниками, Смайли ничуть не менялся и не сбрасывал с себя покров привычной скрытности. Иногда дверь в его скромный кабинет не открывалась несколько дней и ночей, и единственными людьми, с которыми общался Смайли, были Питер Гиллем и всегда находящийся поблизости черноглазый человек по имени Фон, его доверенный слуга, который во времена «выкуривания» Хейдона «опекал» Смайли вместе с Гиллемом. Иногда Джордж исчезал, кивнув на прощание и прихватив с собой Фона – незаметное тщедушное создание, – оставляя Гиллема отвечать на телефонные звонки и предоставляя ему право разыскивать начальство в случае срочной необходимости, «Мамаши» сравнивали его поведение с последними днями Босса, который стараниями Хейдона умер на боевом посту от разрыва сердца.

В силу естественных процессов, свойственных закрытым сообществам, здешний жаргон пополнился еще одним новым словом. Разоблачение Хейдона теперь называли «крахом», а история Цирка делилась на периоды до «краха» и после «краха». И физический крах, и упадок самого здания, опустевшего на три четверти, а после визита «хорьков» и совсем пребывавшего в полуразрушенном состоянии, придавал всем действиям Смайли какой-то мрачный оттенок обреченности. Всем, кому приходилось жить с этим ощущением, в грустные минуты душевного упадка оттенок казался символическим. Разрушая что-то, «хорьки» не наводят после себя порядок. Возможно, немногим оставшимся обитателям Цирка казалось, что то же самое можно сказать и про Карлу, чье пыльное изображение, повешенное их почти неуловимым шефом на гвоздик в полном теней спартанском «тронном зале», продолжало наблюдать за обитателями Цирка.

То немногое, что они знали, было ужасна. Такие обычные вещи, как, например, кадровые перестановки, приобретали устрашающие масштабы. Смайли должен был уволить засвеченных сотрудников, ликвидировать засвеченные резидентуры: например, сеть агентов бедняги Тафти Тесинджера в Гонконге, хотя до Гонконга из-за его довольно большой удаленности от полей сражений с Советами руки дополи не скоро. Из Уайтхолла, к которому подчиненные Смайли да и он сам относились с глубочайшим недоверием, до них доходили слухи о том, что их начальник ведет не совсем понятные и довольно ожесточенные споры об условиях увольнения бывших сотрудников и их устройстве в новой жизни. Было немало случаев (и бедняга Тафти Тесинджер и тут служил подходящим примером), когда Билл Хейдон умышленно способствовал выдвижению на неоправданно высокие посты тех, кто уже на чем-то погорел, – про них с уверенностью можно было сказать, что они не проявят никакой личной инициативы. А выходное пособие? Дать ли им то, что заслуживают на самом деле, или то, на что они могут рассчитывать в соответствии с той завышенной шкалой, по которой, проявив дьявольскую хитрость, их расставил на должности Билл Хейдон? Были и другие случаи, когда Хейдон, ради своей собственной безопасности, под надуманными предлогами увольнял людей. Платить ли им пенсию в полном размере? Могут ли они претендовать на восстановление в должности? Растерявшись от всех этих проблем, неопытные министры, вступившие в должность после недавних выборов, давали весьма решительные и столь же противоречивые указания. В результате перед Смайли прошла невеселая вереница сотрудников Цирка, мужчин и женщин, обманутых в своих ожиданиях. «Домоправители» получили строгий приказ: чтобы ни в коем случае, из соображений безопасности и, возможно, этики, ни один из этих вернувшихся в штаб-квартире не появлялся. Смайли заявил, что не потерпит, чтобы хотя бы мимолетно встречались те, кто обречен, и те, кто возвращается из опалы. Поэтому при поддержке Министерства финансов, на которую скрепя сердце согласился уэльсец Хаммер, «домоправители», арендовав в Блумсберри дом, открыли временную приемную под видом курсов иностранного языка. На дверях висела табличка: «Извините. Прием посетителей только по предварительной договоренности». В приемной работали четверо сотрудников бухгалтерии и отдела кадров. Конечно же, эту четверку сразу окрестили «группой Блумсберри», и все знали, что иногда Смайли считает своим долгом, улучив свободный часок, заглянуть туда и поговорить с людьми, лица которых зачастую были ему совершенно незнакомы. Он выражал им сочувствие и утешал – совсем как посетители, навещающие родственников или знакомых, оказавшихся в больнице. Когда Джордж был не в настроении, он мог не вымолвить ни слова за все время визита, предпочитая сидеть в уголке пыльной комнаты, загадочный и похожий на Будду.