Книга Дикий мед - Вайолет Уинспир

Она слышала его, но внимание ее привлекло сверкнувшее в движении крупное морское существо, вынырнувшее рядом с катером.

— В греческих водах водятся акулы? — спросила она, указывая на мелькнувший плавник.

— Это дельфин. — Он склонился к воде, наблюдая за скользящим у поверхности, то обгоняющим, то возвращающимся из глубины и, наконец, выбрасывающим свое красивое тело в высоком прыжке, изумительным созданием. Рука Поля непринужденно обнимала Домини за талию. Она была в восторге от дельфина, которого видела впервые, и с радостной улыбкой повернулась к Полю.

— Аполлонова жажда к морю, — процитировала она.

— Аполлон жаждал много и побеждал во многих битвах, — сухо сказал он. — Дельфины часто приплывают в бухту у нашего частного пляжа, там они наверняка будут развлекать тебя, пока ты останешься в доме на Орлином утесе.

— Разве мы не всегда будем жить там? — Она смеялась над кульбитами дельфина в воде.

— Не всегда, — тихо сказал Поль.

— Вероятно, бизнес заставляет тебя путешествовать?

— Да, — согласился он. — Через несколько месяцев мне придется уехать.

Пока он говорил, ее внимание занимал дельфин, но что‑то в тоне его голоса заставило ее взглянуть на Поля. Угадать выражение глаз за темными очками было невозможно, но она подумала, не намекает ли он, что она была для него просто каприз, и со временем он ее отпустит…

Боль в сердце Домини стала еще острее… Она будет принадлежать ему, пока доставляет удовольствие. Она для него просто игрушка, именно как игрушку он и держит ее сейчас, по‑хозяйски обнимая за талию смуглой рукой.

Они прошли, мимо Анделосской гавани, направляясь в бухту, бывшую частью владений Поля, но Домини успела отметить, что гавань напоминает венецианскую. Живописные яркие парусные лодки у причалов, дома, ступенями поднимающиеся по склонам от береговой линии, усыпанной галькой, белые стены, облитые золотыми лучами солнца. До них донеслась над водой песня молодого рыбака. И необычная, привязчивая мелодия его грустной песни еще долго слышалась им.

— О чем он поет? — поинтересовалась заинтригованная Домини.

— О девушке, на которой надеется жениться, когда будут устроены его сестры, — сообщил ей Поль немного насмешливо. — Не столь романтично, как ты ожидала, да? Но в Греции так часто бывает. Если сын в бедной семье единственный добытчик пропитания, он должен заботиться о них, пока не выйдут замуж его сестры.

— Как тяжело для бедного мальчика, — тихо сказала Домини. — Недаром он пел так грустно.

— Да, но его девушка любит его, — сухо возразил Поль, — он знает, что она будет его ждать и любовь сохранится в ее сердце, как хранится запечатанное в подвалах вино, — набирая крепость и сладость.

Домини чуть поежилась от примитивной красоты его слов… но всегда ли любовь становится слаще от ожидания? Наверняка в этих словах заключена квинтэссенция романтизма, однако Поль не верит в романтизм.

Лагуну охраняли темные скалы рифов. И в этот спокойный день голубая вода только пенилась при входе в бухту. Но Домини подумала, что в ветренную погоду в этом узком канале наверняка опасно плавать. В шторм вода будет кипеть и швырять лодку на оскаленные зубы рифов.

От пляжа, казалось, до самого неба поднимались бастионы утесов; птицы гнездились в расселинах и с криком носились над ними. Со скал свешивались цветущие водоросли.

Они пристали к каменному причалу, и Домини увидела, что пляж обрамлен пещерами, входы в которые отделялись друг от друга огромными валунами, отполированными волнами до гладкости атласа. Ленточные водоросли извивались на бледном песке, как змеи, кое‑где были разбросаны кусты приморского падуба и можжевельника, в тени которых можно укрыться от палящего солнца.

Домини стояла, оглядываясь вокруг, и гадала, как они смогут добраться с этого закрытого пляжа до дома. И вскоре она поняла. Подбежал поваренок с большим электрическим фонарем в руках, который с ослепительной улыбкой подал Полю. Поль сказал ему что‑то по‑гречески, показывая на катер, — очевидно, отдавая распоряжение о переносе багажа, и невозмутимо повел Домини ко входу в одну из больших пещер.

— Давным‑давно эта пещера была тайником контрабандистов, — сказал он ей. — Она ведет прямо к дому и совершенно безопасна. Приливы здесь не очень сильны и поднимаются только в чертовски плохую погоду, тогда разумнее всего держаться от пляжа подальше.

— Ну, — рассмеялась Домини, — это крайне оригинальный способ приводить в дом невесту… но должна признать, что он вполне соответствует твоим пиратским наклонностям.

Эхо в пещере повторило и ее слова, и его ответный смех. Когда они шли по каменному туннелю, следуя за снопом света от фонаря, Домини взглянула на Поля. Необычный, непредсказуемый, ухмыляется почти как мальчишка… ну, почти, как мальчишка; глаза его больше не прятались за темными стеклами очков и, встретив ее взгляд, засияли расплавленным ЗОЛОТОМ.

— Замечаешь, подъем? — спросил он. — Скоро мы достигнем двери, за которой начинаются ступени, ведущие к саду. Этот тайный ход нравится тебе, да?

— Да, — согласилась Домини с улыбкой. — Ты же знаешь, я неисправимый романтик.

— Это характерно для британцев. — Он пожал плечами — таким непривычным для Домини жестом — и через несколько минут свет фонаря выхватил из темноты овальную деревянную дверь, распахнувшуюся на неровные каменные ступени, поднимающиеся круто вверх. — Будь, пожалуйста, поосторожнее, — предупредил ее Поль. — Древние камни кое‑где осыпаются — имей это в виду! — Он подхватил ее, когда Домини споткнулась, и на мгновение она прижалась к твердому и теплому телу мужа. У нее перехватило дыхание, она подумала, что он не удержится от поцелуя, но Поль сразу отпустил ее, и она пошла впереди, стараясь не торопиться.

Он молча следовал за ней, из‑под арки, увитой диким виноградом, на дорожку, что вела через сад, разбитый на поднимающихся вверх террасах. Кипарисы — изумрудно‑зеленые и золотые — высились над зарослями вистарии и утренней красавицы. Олеандры развесили свои розовые колокольчики в солнечных лучах. В прохладно‑зеленых перечных деревьях порхали крошечные яркие птички и громко щебетали.

— Другой стороной дом выходит на сосновый лес, — сообщил Поль и, наклонившись, сорвал кисточку душистых цветов жасмина и непринужденным жестом вдел ее в волосы Домини. Похожие на звездочки лепестки моментально пристали к медовым волосам, как конфетти, и аромат жасмина заполнил ее ноздри. Это был жест язычника, венчание ее цветком любви в саду, словно повисшем высоко над морем. Будто он без слов сказал ей, что этой ночью она впервые останется с ним наедине в его доме.

Дом на Орлином утесе, изолированный от остального мира, как показалось девушке, прибывшей в него в роли молодой жены, имел совершенно особую атмосферу мрачноватой тайны.

Его стены казались нежно‑золотыми, а чистотой линий он напоминал греческие храмы с многочисленными ступенями, которые вели к широкой piazza[11], похожей на гостиную под открытым небом. Обставлена она была глубокими креслами и шезлонгами, невысокими столиками и огромными каменными кадками, в которых пышно цвели вьющиеся растения. Домини заглянула за парапет — перед ней разверзлась бездна, глубокая, как человеческая глупость, дальше видны были только море и скалы.