Книга Распутник и чопорная красавица - Маргарет Мур

— Капиталы, вот как? — повторил Рамсли, хватая свободной рукой за плечо проходящего официанта. — Два бренди нам с другом! — приказал он, таща Куинна за собой в угол. — Надеюсь, у вас все в порядке? Я слышал, на Ямайке вы женились на богатой наследнице!

— Да, женился, — ответил Куинн, когда они сели на обитый бархатом диван, определенно знававший лучшие дни. — Потому-то я и вернулся. Мне нужно правильно распорядиться приданым.

— Большое приданое? — не без зависти осведомился Рамсли.

— Приличное, — кивнул Куинн.

Глаза Рамсли загорелись жадным блеском.

— А сестры у нее, случайно, нет?

— Нет, — ответил Куинн, думая, что Рамсли — последний человек на земле, за которого он бы согласился выдать свою родственницу — если бы, конечно, она у него была. — А разве в Эдинбурге не осталось подходящих богатых наследниц, которые мечтают породниться со старинным почтенным родом? Как насчет дочери графа Данкоума? Я слышал, она еще не замужем.

Рамсли нахмурился:

— Саму девушку и ее приданое я бы взял не раздумывая. Но вот ее отца я не выношу!

Как будто Катриона только и ждет, когда Рамсли сделает ей предложение! Тем не менее Куинн сочувственно покачал головой:

— А в чем дело? Я всегда считал графа человеком доброжелательным…

— Он и вправду доброжелательный, пока не начинаешь уделять внимание его дочери! — ответил Рамсли. — Тогда он начинает обращаться с тобой как с прокаженным!

— Я в самом деле что-то слышал о молодом человеке, который хотел жениться на ней, только ничего не вышло…

— Да, не вышло. Тот тип был всего-навсего стряпчим… И как только ему нахальства хватило свататься к ней!

Похоже, в некоторых вещах Рамсли был вполне согласен с отцом Катрионы. Куинн снова поразился Джейми. Как ему хватило великодушия помогать женщине, чей отец его презирает? И что значит любить женщину настолько преданно? Сам он еще ни разу ни в кого не влюблялся. Разумеется, несколько раз в жизни он испытывал сильное влечение… И разумеется, он не хранил обет безбрачия. Но любить женщину так, как Джейми любил леди, Катриону… Нет, ему такого не понять! Впрочем, вряд ли какая-нибудь женщина почувствует такую любовь к нему. И пусть Эзме считает чувства своего брата глупыми и сентиментальными, способность Джейми на такую любовь еще сильнее укрепили Куинна в решимости помочь другу — даже если придется какое-то время терпеть общество Эзме. Он постарается обращать на нее как можно меньше внимания — но крайней мере, не позволит ей колкостей. И уж безусловно, он больше не станет ее целовать, даже если ему захочется. Хотя ее поцелуи оказались неожиданно… волнующими.

Сам граф тоже стал настоящим отшельником, — продолжал Рамсли, напомнив Куинну о своем присутствии.

— Почти не бывает ни на балах, ни на приемах и дочь от себя не отпускает.

Куинн решил забросить удочку:

— Интересно…

— Что? — спросил Рамсли после того, как официант подал им бренди.

Куинн понизил голос до шепота, а Рамсли залпом выпил.

— Ходят слухи, что граф в последнее время понес большие убытки.

Рамсли презрительно рассмеялся:

— Кто бы ни сказал вам это, он просто дурак! Мой отец много лет советовался с графом относительно выгодного помещения капиталов и ни разу не пожалел!

— Даже в этом году?

— Да.

Рамсли кивнул.

Правда, он был уже сильно пьян, а сообразительностью не отличался никогда. Куинн не удивился бы, узнав, что Рамсли совершенно не осведомлен о финансовом положении собственного семейства — как Катриона в делах своего отца.

Глава 7

Несколько часов спустя Куинн ждал Эзме в холле, у подножия лестницы. Ему удалось отделаться рт Рамсли и выбраться из притона, выпив всего две рюмки бренди и не потратив ни пенни.

У двери стояли Максуини и француз-камердинер, готовый помочь Куинну надеть плащ. Несмотря на очевидные удобства его положения, многое в полученном задании было неприятно Маклохлану, Например, приходилось сносить общество типов вроде Рамсли и бывать во всяких злачных заведениях. Куинн дал себе слово покончить с делом как можно скорее и обращать на Эзме как можно меньше внимания.

Он не ожидал, что его решение почти сразу же подвергнется испытанию. Подняв голову, он увидел Эзме, которая спускалась по лестнице. В низком скругленном вырезе бледно-розового шелкового платья отчетливо просматривалась ложбинка между грудями. Рукава-фонарики и длинные вечерние перчатки почти полностью закрывали руки, виднелась лишь полоска розовой кожи. Волосы, собранные в сложную прическу из кудрей и косичек, с лентой того же бледно-розового цвета, что и платье, делали ее похожей на богиню. Венеру… Нет, скорее Афину — богиню мудрости, которая явилась в Шотландию в виде смертной женщины — красивой, безмятежной, спокойной и уверенной в себе, способной решить любую задачу, человеческую или сверхчеловеческую. Ему тут же захотелось снова поцеловать ее — и не только поцеловать. Ласкать и возбуждать ее, ввести ее в мир плотских наслаждений, уложить на кровать и заниматься любовью, пока оба они не насытятся и не будут полностью удовлетворены.

— Вам не нравится мое платье, утеночек? — спросила Эзме, озабоченно сдвинув брови.

Маклохлану пришлось напомнить себе, что перед ним та самая Эзме Маккалан, которая его презирает.

— Нет, напротив… по-моему, это платье очень вам идет, — ответил он. — Оно вас… молодит.

В ее глазах полыхнуло пламя, и Куинн обрадовался. Отлично! Он должен как-то подавлять свои желания. Если для этого придется немного позлить ее, тем лучше.

— Никто и не скажет, дорогая, что вам целых двадцать семь лет. В этом платье вы выгладите на двадцать шесть и ни на день старше!

Он прекрасно помнил, что Эзме Маккалан всего двадцать два года. Неожиданно для него она не стала злиться, а тихо засмеялась. Как хорошо она смеется — как будто ручеек журчит по камушкам…

— И вы, утеночек, тоже отлично выглядите — на сорок и не старше. Вам, безусловно, пошло на пользу то, что по пути домой, вы похудели на пять стоунов!

На пять стоунов?! На семьдесят фунтов?! Неужели он был как откормленный боров!:

— Я так боялась за вас, ведь на корабле вы почти совсем ничего не ели! — ворковала Эзме, пока горничная помогала ей надеть накидку, а камердинер подавал Маклохлану плащ.

— Всего лишь морская болезнь, — солгал он для слуг, пока Максуини открывал им дверь. Ему показалось, или губы Максуини изогнулись в подобии улыбки? — Мы вернемся поздно, — сухо сообщил дворецкому Куинн, пропуская Эзме вперед.

В карете Маклохлан, как обычно, забился в угол и скрестил руки на груди, а Эзме расправила юбки с самым надменным выражением на лице.

— Я и представить не мог, что вам так хорошо удастся изображать дурочку, — холодно заметил он.