Книга Человек воды - Джон Ирвинг

Вниз по сырым каменным ступеням, напоминая себе не забыть открыть ловушку, чтобы бедная мышь не оказалась гильотинированной. А потом в очередной раз крикнуть Бигги: «Ну и хитрая же наша мышка, Биг. Полакомилась и опять не попалась».

Но на этот раз я вижу, что она и вправду полакомилась — тихонько прокралась внутрь и выхватила сыр, не застряв при этом своей маленькой бархатистой головкой. От мысли о том, чем она рисковала, я покрываюсь холодным потом.

Потом шепчу в пахнущий плесенью подвал:

— Послушай, Мышь, я пришел помочь тебе. Не пугайся, позволь мне открыть мышеловку. Не рискуй так больше, ты можешь лишиться всего.

— Что? — кричит Бигги сверху.

— Ничего, Биг! — кричу я в ответ. — Я просто ругаюсь на проклятую мышь! Она снова провела нас! Она сбежала!

Потом я отираюсь возле щитка с пробками еще долго после того, как выбитая пробка заменена, и Бигги сверху известила меня, что свет снова горит.

Я слышу, как за стеной щелкает электрический счетчик. Мне кажется, будто я также слышу, как стучит сердечко у Мыши. Видимо, она думает: «Боже мой, что этот огромный и ужасный мышелов собирается сделать сейчас?» Поэтому я шепчу в темноту:

— Не бойся. Я на твоей стороне, — после чего, как мне кажется, мышиное сердце перестает биться. Я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать, испуганный почти так же, как в те моменты, когда мне кажется, будто перестает дышать спящий Кольм.

— Что ты там делаешь, Богус? — кричит Бигги.

— Да ничего, Биг!

— Слишком долго для ничего, — ворчит Бигги.

И я ловлю себя на том, что думаю: «Как на самом деле долго!» Иногда страдание и боль возникают из ничего. На деле бывает не так уж и больно, а иногда даже смешно. Это всего лишь ночные кошмары, очень маленькие, не способные вылиться во что-то большое и серьезное, настолько большое и настолько серьезное, чтобы перевернуть мою жизнь. Это просто постоянные, мелкие источники раздражения.

— Богус! — кричит Бигги. — Что ты там делаешь?

— Ничего, Бигги! — кричу я снова, на этот раз говоря правду. Или более четко представляя, что такое «ничего не делать».

— А по-моему, ты что-то делаешь! — возмущается Бигги.

— Нет, Биг, — отвечаю я. — Правда, совсем ничего. Честное слово! — Богус Трампер сейчас не обманывает.

— Обманщик! — кричит Бигги. — Ты играешь с этой проклятой мышью!

Мышью? Я задумался. Она еще здесь? Надеюсь, что ты не отправилась наверх, решив, будто это твой великий шанс обрести свободу. Потому что тебе лучше сидеть в подвале, Бесстрашная Мышь. Здесь, в подвале, нет ничего незначительного.

Против чего я возражаю, так это против того, что там, наверху, моя жизнь загромождена различными мелочами. Мне не угрожает ничего слишком серьезного; мне не приходится сталкиваться ни с чем таким, чего следует старательно избегать, как эту мышеловку, или бояться навсегда потерять что-то.

— Богус! — громко кричит Бигги; я слышу, как она мечется в постели.

— Я уже справился! — отвечаю я. — Сейчас приду!

— С мышью? — спрашивает Бигги.

— С мышью?

— Ты справился с мышью?

— Нет, господи, не с мышью, — говорю я.

— О господи, с чем же тогда? — спрашиваем Бигги. — С чем таким ты там справился, что заняло у тебя столько времени?

— Ни с чем, Биг, — говорю я. — Честное слово, ни с чем я не справился…

—

…и так другая ночь толкает Трампера к окну в ведьмин час, который выманивает старого Фитча, смотрителя лужайки, из теплой постели на короткий променад перед калиткой. Возможно, его беспокоит другая айовская осень; все эти зловещие умирания повторяются.

Но этой ночью мистер Фитч не встает. Осторожно прикладывая ухо к оконной сетке военных времен, Трампер слышит неожиданный шорох сухих листьев и в желтом свете уличного фонаря замечает рассеянное мерцание мертвой осенней пыли, поднимаемой ветром вверх вокруг дома Фитча. Мистер Фитч умер во сне? Его душа, видимо, протестует и в очередной раз прочесывает граблями его лужайку!

Богус думает, не позвонить ли ему Фитчам, чтобы посмотреть, кто ответит.

— Мистер Фитч только что умер, — сообщает Бонус громко. Но Бигги научилась спать и не просыпаться от звука его голоса по ночам. Бедный Фитч, думает Богус, искренне тронутый. Однажды он спросил, а мистер Фитч ответил, что раньше он работал в бюро статистики. Ну вот, мистер Фитч, наконец вы сами стали статистикой.

Трампер пытается представить себе какие-нибудь захватывающие моменты а долгой карьере Фитча в бюро статистики. Склонившись над микрофоном, он входит в роль сотрудника бюро, чьи достоинства — краткость и объективность. Дав клятву самому себе отмечать только самые важные статистические моменты своей жизни, он нажимает кнопку «ЗАПИСЬ» и начинает:

Фред Богус Трампер: родился 2 марта 1942 года в больнице «Рокингем у моря», Портсмут, Нью-Хэмпшир; принят своим отцом, доктором Эдмундом Трампером, урологом и акушером по совместительству.

Фред Богус Трампер выпускник Эксетерской академии I960 года; вице-президент Der Unterschied (школьного общества любителей германоязычных фильмов); редактор поэтического раздела «Падендума» (школьного подпольного литературного журнала); хорошо натренирован в легкой атлетике (в прыжках с шестом) и в борьбе (проблема с крепостью захвата); он мог бы с легкостью победить своего противника, если бы, совершенно неожиданно для себя, не оказывался на лопатках. Диплом Трампера и его спортивные успехи? Ничего выдающегося.

Занимался на спортивном факультете (борьбой) Питтсбургского университета; его потенциал определялся как «значительный», но ему нужно было справиться с прискорбно слабой крепостью захвата. Его стипендия была аннулирована в конце учебного года, когда он покинул Питтсбург. Его выступления в соревнованиях по борьбе? Маловыдающиеся.

Он обучался в Нью-Хэмпширском университете. Профилирующая дисциплина? Не заявлена. В конце учебного года он покинул университет.

Затем он учился в Венском университете в Австрии. Охватываемая область? Немецкий язык. Крепость захвата? Ну, здесь он повстречался с Мерриллом Овертарфом.

Он вернулся в Нью-Хэмпширский университет и получил степень бакалавра по гуманитарным наукам в немецком языке.

Его потенциал в изучении языков определялся как «значительный».

Он был принят в Государственный Айовский университет на специальность «сравнительная литература». С января по сентябрь 1964 года ему был предоставлен полный академический грант на проведение научной работы в Австрии. Ему было поручено исследовать и доказать, что диалект баллад и народных сказаний земель Зальцбурга и Тироля связан, посредством ранних перемещений новогерманских племен, с нижним древнескандинавским. Ничего такого он там не обнаружил. Но зато близко сошелся с Мерриллом Овертарфом, а в деревушке Капрун, расположенной в Австрийских Альпах, познакомился и заделал ребенка члену американской лыжной команды. Ее звали Сью Бигги Кунфт, она была из Западного Ганнена, Вермонт.