Книга Любовь без слов - Наталья Нестерова

Лёня сначала смотрел на кузенов и кузин не без потехи: пришли дурни, несут околесицу. Но потом он увидел мою реакцию: испуг, стыд, дикий страх того, что Саввушку могут увести.

Лёня потом говорил, что у меня было лицо человека, измученного побоями и пытками, ожидающего последнего смертельного удара.

Лёня рассвирепел и посчитал нужным вывести меня из ступора приказом:

– Венерка! Выгони этих бл…дей! Или я за себя не ручаюсь!

Как будто он был мастером спорта по боксу в тяжелом весе, а я кандидатом в мастера и могла одной левой справиться с двумя мужиками и тремя бабами.

– Выметайтесь! – орал Лёня. – Или я сейчас принесу двустволку и всех вас к е…ной матери постреляю!

Никакой двустволки у нас не было, но потом в материалах судебного дела фигурировало, что мы угрожали применением оружия.

Когда незваные гости были выпровожены, в комнату просочились дети и моя мама. Семья у нас, конечно, шумная, но такого безобразия еще не случалось.

– Папа, ты ругался матом, – сообщила Лиза.

– Ругался, – подтвердил Лёня. – Я же мужчина, мужчинам иногда можно.

– И мне? – уточнил Саввушка.

– Тебе еще рано, – ответила я. – А дядя Лёня больше не будет.

– Папа, почему они тебя называли пархатым жидом? – продолжала допытываться Лиза.

– Жиды – это евреи, – выказала осведомленность Вика. – Мне в школе сказали, что наша фамилия еврейская. Мы евреи, папа?

– Евреи.

– А я думала, русские, – разочарованно протянула Лиза.

– Русские, – так же охотно согласился Лёня.

– Мне бабушка говорила, – встрял Савва, – что ее папа был белорусец.

– Тогда мы белорусы, – кивнул Лёня.

– Ты говорил, – подала голос моя мама, – что твоя мама была молдаванкой, а у евреев национальность по материнской линии прослеживается. У Венеры одна из бабушек полька, – не без гордости добавила она.

– Молдаванка? – удивленно спросила я мужа.

– Честно говоря, я забыл у нее спросить. Но я вам открою страшную тайну! Биологически все расы и нации: русские, евреи, белорусы, эфиопы и прочие японцы – один вид, а не разные. Потому что мы можем… Внимание! Скрещиваться и размножаться.

– И мы с Лизой и Викой? – уточнил Саввушка, которого всегда волновало «и я?», «и мы?»

– Пока только я и мама, – вынужден был признать Лёня.

– А как вы это делаете? – не унимался Савва.

– Разговор увело куда-то не туда, – заметила я.

– Не туда, – признал Лёня. – Пытливые дети должны спросить у умного папы, как же возникло деление на расы и нации?

– Как? – спросили они хором.

Про кошмарный визит квартирных захватчиков было забыто. Выслушав лекцию Лёни, дети остаток вечера выбирали себе национальности. Савва стойко желал быть «белорусцем», русоволосая и голубоглазая Лиза мечтала называться египтянкой, а Вика не могла на чем-то остановиться, бегала ко мне советоваться, а потом решила, что каждый месяц будет менять национальность. Лёня им сказал, что они все давно метисы, и бабушки-дедушки их, и прабабушки-прадедушки были метисами. Но дети быть одинаковыми не желали.

Неужели корни национальной розни в детском желании неодинаковости?

Совенку сейчас семь лет, он первоклассник. Иногда я срываюсь и ору на него:

– Зачем ты переоделся в спортивную форму? Ведь сказали, что физкультуры не будет, в спортзале трубу прорвало, покажут фильм. Что значит «пусть устно»? Как может быть физкультура устно? Целый час просидел в майке и трусах, над тобой смеялись. Тебе было плохо, ведь правда? А все твое глупое упрямство!

Он смотрит на меня исподлобья, его громадные глаза наполняются слезами, но губы зло поджаты. Я рывком прижимаю к себе мальчишку. Если бы моя любовь, мои объятия могли растопить его каменное упрямство, от которого в первую очередь страдает сам Совенок!

Суды по установлению опекунства длятся до сих пор. Гонорары адвокатам основательно подорвали наш бюджет. Лёне судебная волокита отчаянно надоела. Он предлагает мне швырнуть квартиры кузенам и кузинам в рожи, пусть подавятся. Я не соглашаюсь – Глебу, Марусе и ее маме это показалось бы несправедливым. Тогда не нервничай, призывает меня муж, как будто мы можем позволить кому-нибудь забрать у нас Саввушку! Нашего сына!

Пожалуйста, дайте поспать!

Егора подвозил после дежурства Вась-Васич. Егор Правдин работал врачом «скорой помощи», а Вась-Васич – водителем. Личное «Рено» Вась-Васича содержалось в такой же идеальной чистоте, как и его служебная карета «скорой помощи». У Егора имелся свой автомобиль – старенькие «Жигули», еще отцовские, отцом же и ремонтируемые постоянно. Жена Надя стыдилась их машины, и каждый раз садилась в нее с затравленным выражением лица, словно Наде пришлось выйти на люди в немодном поношенном платье. Восьмилетний сын Гошка был помешан на импортных автомобилях и мечтал, что папа купит навороченную тачку. Четырнадцатилетняя дочь Варвара говорила, что их машина еще не антиквариат, но уже позорная рухлядь. Конечно, надо купить новое авто. Но ипотека, долг за квартиру держали их за горло. Егор трудился на двух работах – полторы ставки на «Скорой» и полставки в коммерческом медицинском центре. Надежда, школьный учитель математики, вела домашнее хозяйство с алгебраической экономностью и геометрический рациональностью, но денег все равно не хватало.

– У остановки меня высади, – попросил Егор.

– Угу, – буркнул Вась-Васич и проехал мимо остановки.

Этот диалог у них повторялся после каждой смены: Егор просил его высадить, дальше на автобусе доберется, Вась-Васич всегда соглашался. В зависимости от настроения говорил: «Как прикажешь, командир!», или «Щас!», или «Покультурничай!» – но никогда не останавливался, довозил до дома.

Внешностью он обладал угрюмой: низкий рост волос на лбу, насупленные брови, глубокие морщины от крыльев носа до подбородка. Брутальность водителя для их бригады большой плюс. На самом деле Вась-Васич был нежен душой и отчасти романтик. Когда они мчались на вызов, Вась-Васич выжимал из машины предельную мощность – ведь они несутся спасать человеческую жизнь. За двадцать лет работы на «скорой» Вась-Васич чего только не насмотрелся, но циничная грубость наросла лишь снаружи, как кора ствол дерева укутала, сердцевина же осталась нежной и ранимой. Вась-Васич в отличие от многих профессиональных водителей, для которых главное их железный конь, а вокруг хоть трава не расти, был пропитан духом «Скорой», каковая есть не место работы, а образ жизни. Многие врачи и фельдшеры, перейдя в место поспокойнее и поденежнее, просились хоть на четверть ставки – пусть раз в неделю, но получить порцию адреналиновой встряски. И хотя восемьдесят процентов вызовов под скоропомощные не подпадали, и вечное: «с сердцем плохо» – оказывалось начальной стадией ангины или воспалением геморроя, ради двадцати процентов случаев, когда спасали человека, отводили от последней черты, стоило жить и работать.