Книга Сущий рай - Ричард Олдингтон

— Ничего, если я уйду?

Это был голос Жюли. Лицо ее пылало, на глазах выступили слезы. Родители начали было возражать, но она, не дожидаясь ответа, выскользнула из комнаты, побежала к себе в спальню и, рыдая, бросилась на кровать. Унижение нравилось ей не больше, чем ее брату.

Эти трагические переживания, вызванные разочарованием, которое — увы — может поразить даже благороднейших служителей наших национальных идеалов, были, к счастью, прерваны наступлением священной церемонии чаепития.

Фрэнку предоставили наслаждаться этой церемонией в одиночестве; на прощание он пробормотал что-то о справедливом возмездии и о том, что не следует слишком увлекаться радужными предположениями. Жюли была безжалостно вызвана из своей комнаты. Белошвейку отправили на кухню, ибо строгий этикет британских самураев не допускает к священной церемонии чаепития никого из тех, кто не родился в среде господ.

Целью британской церемонии чаепития является, как всем известно, сознание красоты и эстетическое созерцание. Серебряный чайник шумит на зажженной спиртовке, «подобно одинокой сосне у моря», как сказал бы поэт. Гости стараются держать чашки в полном равновесии, ибо это необходимо для полной гармонии. Они восторгаются прекрасным цветом чая, затем, выпив его тремя с половиной ритуальными глотками, погружаются в эстетическое созерцание восхитительных чашек из универмага. В то же время они мысленно складывают про себя ямбы и хореи, которыми справедливо гордится каста британских самураев.

— У нас был небольшой деловой разговор наверху, — оживленно заговорила Нелл. Она знала, что Гвен заметила красные глаза Жюли. — Какая скучная публика эти юристы! Как они все усложняют — и без всякой необходимости! Я говорю о брачном контракте. Эта глупая девочка совершенно расстроилась из-за всех этих «принимая во внимание» и «ввиду вышеизложенного», которых ни я и никакой здравомыслящий человек не в состоянии понять. Но вы знаете, какая она впечатлительная. Я говорю ей, что все обойдется как нельзя лучше. Джеральд позаботится об этом.

На лице Гвен изобразилось сомнение, хотя она пробормотала что-то в знак сочувствия. «Что там такое случилось?» — недоумевала она.

— Ах, мама! — нетерпеливо прервала Жюли. — Неужели так уж необходимо начинать все сначала?

— Я должна думать о моих детях и устраивать их жизнь, — твердо сказала Нелл с видом благородного самопожертвования. — Жизнь обоих моих детей. О тебе, Жюли, я не беспокоюсь. Ты девушка разумная, уравновешенная. И мы быстро уладим с Джеральдом это маленькое недоразумение. О ком я беспокоюсь, так это о Крисе…

Она сделала драматическую паузу и метнула быстрый взгляд на Гвен, лицо которой изобразило некоторое смущение. При других обстоятельствах поединок остроумия и ехидства с милочкой Нелл доставил бы ей огромное удовольствие. Но сейчас она была в невыгодном положении. После незавидного брака с человеком гораздо старше ее, который пылал к ней стариковской похотью, она теперь вознаграждала себя чем-то вроде нежной привязанности к Крису, который был гораздо моложе ее и не так уж очарован ею.

Каким образом Нелл, несмотря на все усилия Гвен сохранить свои чувства втайне, моментально обнаружила их, мог бы объяснить только посвященный. Как бы там ни было, она их обнаружила. И, хотя не было сказано ни слова, Нелл знала, что Гвен неравнодушна к Крису, и Гвен знала, что Нелл знала, и Нелл знала, что Гвен знала, что она знала. И разумеется, Жюли была доверена тайна, так же как и Фрэнку. Единственное заинтересованное лицо, которое ровно ничего не знало об этом, был сам Крис.

Так Гвен была вынуждена принять Нелл и Жюли в качестве соучастниц и союзниц своих эротических замыслов. Согласно неписаным, но действующим законам женской стратегии, Гвен, конечно, предпочла бы, чтобы они ничего не знали. Но раз уж они знали, делать было нечего. Нельзя сказать, что она отвергала мысль о браке с Крисом, хотя, нужно отдать ей справедливость, вначале она об этом и не думала. Эту мысль подала ей Нелл, которая увидела в браке с Гвен классическое разрешение всех встававших перед Крисом трудностей.

Ну а если Крис не захочет жениться на ней, даже ради обеспеченного существования? Гвен не очень верила, что он этого захочет. Несмотря на свой официальный возраст, она чувствовала некоторую неловкость, думая о пятнадцати годах разницы между ними. Кроме того, испытав однажды, что такое брак, она не очень-то стремилась к нему. Чего она хотела, это Любви, страстной, ощутимой, но тайной Любви, для которой соучастие матери и сестры будет только препятствием. К тому же, возмущенно говорила она себе, не так уж она стара и не так неопытна, чтобы ей нужно было платить за Любовь…

— Я думаю, Крис достаточно взрослый мужчина, чтобы самому решать за себя, — деликатно, но чуточку обеспокоенно заметила Гвен.

Жюльетта засмеялась. Ей стало смешно, что взрослая женщина называет ее маленького братца «мужчиной». «Мужчины» — это солидные люди с охотничьими ружьями и солидными доходами, почтительно приветствуемые метрдотелями шикарных ресторанов, а не рассеянные студенты, которые воображают, что могут осчастливить человечество, изучая археологию.

Нелл не смеялась. В ее обычно лишенных выражения глазах появился блеск: перед ней был человек, которого необходимо было поставить на место.

— Крис джентльмен и ученый! — заявила она с той непонятной гордостью, какую часто проявляют невежественные женщины, хвастаясь предполагаемыми знаниями своих сыновей, после того как они сделали все возможное, чтобы помешать сыновьям приобрести эти знания.

Гвен не стала опровергать эту штампованную дребедень, и Нелл продолжала:

— У меня просто голова идет кругом, когда я думаю, чего только не держит в себе его бедная голова. Может быть, я всего этого не понимаю, но его-то я понимаю, о, я вижу его насквозь.

— Будто так уж трудно его понять! — презрительно сказала Жюльетта. — Он такой же, как все эти молодые люди с университетскими манерами. Его всякий может понять.

— Никто не может понять сына так, как его мать. Странно было бы, если бы я не знала его лучше, чем вы обе. Может быть, я глупа, — добавила Нелл, подразумевая, что она, напротив того, очень умна, — но для меня мой сын — открытая книга. Он совсем как его дорогой дедушка: такой же беспечный ученый, доволен своими книгами и маленькими причудами и лишен всякого честолюбия. И я знаю, что мой долг — охранять его.

— От кого? — неосторожно спросила Гвен.

— От тех, кто пользуется его неопытностью, чтобы испортить его! — это было сказано с потрясающим пафосом. — Но нет худа без добра. Среди всех этих ужасов и треволнений, которые я переживала в эти дни, одна мысль утешала меня. Теперь уж у Криса не будет денег на его безумную затею с этими «раскопками», как он их называет, бог знает где, в таких местах, где он, наверное, умер бы от солнечного удара или какой-нибудь грязной болезни. Как я была рада снова увидеть его дома, в безопасности!

— Но, — возразила Гвен, — уверены ли вы, что у него нет честолюбия? Вы, может быть, с самыми лучшими намерениями губите дело всей его жизни, только чтоб удержать его подле себя.