Книга Дворянские гнезда - Нина Молева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня «нашему дому на Никитской» предстоит ремонт. Но вот только ли ремонт? Не сыграют ли с ним, как и с большинством памятников архитектуры и культуры Москвы, злую шутку сиюминутные интересы претендующих на мемориальное здание «хозяйствующих субъектов»? Трудно забыть, как в преддверии перестройки старого здания МХАТа покойные Олег Ефремов, Евгений Евстигнеев, Владлен Давыдов, Ангелина Степанова яростно доказывали в кабинете председателя ВООПИК В. Н. Иванова необходимость полного выпатрашивания театра К. С. Станиславского, гримуборных и подсобных помещений ради пресловутой «новой технологии» работы актеров, не говоря о постановке спектаклей. В результате вся старая «начинка» – мемориальная, единственно ценная для последующих поколений, исчезла (оригинальные осветительные приборы по этому случаю распродавались прямо на улице за гроши всем желающим), вот только удалось ли по «новой технологии» создать спектакли и роли, хотя бы издали приближающие к «Чайке», «Анне Карениной», «Дням Турбиных»? Ответ за зрителями и теми подлинными театралами, которые проводили ночи в очередях у билетных касс в Камергерском один раз в месяц. Дальше оставалось читать и перечитывать до самоварного блеска начищенную и навсегда привинченную к стене у касс медную доску: «Все билеты проданы». В тот МХАТ приходили не развлекаться, не искать поводов для смеха – переживать и учиться ценностям жизни.
Судьба дома Шаховской представляет действительно непростую задачу именно для архитекторов. По возможности проявить уникальный архитектурный ансамбль второй половины XVIII – хотя бы в наиболее выразительных фрагментах, сохраняющихся со стороны двора. Но сохранить и переделки второй половины XIX столетия – слишком велико в данном случае значение культурного памятника. И, само собой разумеется, отдать должное московским врачам, тем более в их нынешнем шатком и необеспеченном положении.
Какой выход? Общественный совет? Но практика показала, как умело они составляются и как могут лоббироваться в них любые решения под флагом «общественности». Скорее – гласность. Москвичи должны знать, какими сокровищами располагает их город, и иметь возможность высказывать свое мнение. Передача на «Эхо Москвы» еще раз в этом убедила. Голоса слушателей боролись не за собственные выгоды, наживу и амбиции – для них главным и единственно возможным был оборот «МЫ», «НАМ» – Москве и всем людям.
По-настоящему рассказ должен был называться «Большая Полянка. Альбом королевы». Именно так. Большой многоквартирный дом напротив фирменного магазина «Молодая гвардия». Замызганный, кругом исписанный подъезд. Какой-то этаж. Множество комнат былой квартиры знаменитого реставратора и теоретика реставрационного дела, профессора Алексея Александровича Рыбникова.
Впрочем, «былой» – не совсем точное выражение. Профессора и его супруги действительно не было в живых. Зато дочери и внуки невольно сохраняли былую атмосферу. На стенах картины хозяина – профессор никогда не обращал на себя внимания как на художника. Тяжелая, настоящая мебель. Люстры. Рояль в комнате профессора Кандинского, мужа одной из сестер. Книги по искусству в шкафах у другой – талантливой актрисы Театра имени Ермоловой и ее супруга, актера Драматического театра имени Пушкина. И на полу у Рыбниковых-Бубновых взлохмаченный беззащитный томик в сафьяновом переплете с медными потемневшими застежками. Младшее поколение только что перестало им заниматься и с веселым гомоном умчалось на кухню.
Хозяйка отмахнулась: «А это альбом королевы. Так называл его, во всяком случае, папа. Во время войны он выменял его на ведро картошки, которое сам только что купил. В Расторгуеве. Есть было совсем нечего, а он… Мама очень сердилась».
На просьбу разрешить поработать с альбомом (одни акварели! и какие подписи!) Прасковья Алексеевна ответила согласием. Она не скрывала: альбом показывали в нескольких музеях на предмет продажи. ГМИИ имени А. С. Пушкина вообще не заинтересовался. Литературный не устроили незнакомые имена (семья Наполеона! наполеоновские маршалы!). Музей-лицей в Пушкинском селе согласился вырезать и приобрести единственный портрет – Зинаиды Волконской. Так с тех пор и красуется след вырезанного листа. Против возможных публикаций она, конечно, не возражала.
И вот статьи в журнале «Вопросы истории», «Знание – сила», в газете «Московские новости» на французском языке. Объем читательских откликов трудно было предположить. Оказалось, королева Гортензия была интересна всем, кроме… музеев.
Нет, не так. Музей нашелся. Кишиневский республиканский. В столице Молдавии. Его представители появились как по мановению волшебной палочки. Не торговались. Не сбивали цену. Просто приобрели «Альбом королевы». И тут же увезли из Москвы.
Автор узнала об этом из благодарственного письма музея – за проделанную исследовательскую работу. Свой адрес на Большой Полянке альбом потерял навсегда.
…Кардинал Гектор Консальви мог быть доволен. Падение Наполеона означало прямой выигрыш католической церкви в Европе. Но, талантливейший дипломат Ватикана, кардинал в свое время положил слишком много усилий, ума и изворотливости, чтобы добиться возможно более выгодных для Папы Римского условий конкордата с французским императором, и теперь откровенно сожалел об оказавшемся бесполезным труде: «Удивительная вещь! Из всего многочисленного семейства выдвинулся лишь один человек; но как скоро он заперт в клетку, не остается ничего». – «Остается королева Гортензия», – возражает Пий VII.
Прежде всего – не королева. Полученный по мужу титул перестал существовать задолго до падения Первой империи. Придуманное Наполеоном Голландское королевство родилось в 1806 году и исчезло в 1810-м в связи с отказом назначенного короля от престола. У временного обладателя короны были свои представления о стране, за судьбы которой он так неожиданно оказался в ответе, а для Наполеона изменившаяся политическая ситуация делала более выгодным прямое включение голландских территорий в состав Французской империи.
Итак, бывшая королева, но к тому же не член семьи Бонапартов. Дочь первой жены Наполеона, Жозефины Богарне, Гортензия после развода с мужем, братом императора, формально перестала принадлежать к правящему дому. И опять-таки фактический разрыв наступил уже давно – в 1808 году, а Бонапарты всегда предельно враждебно относились ко всем представителям «клана Жозефины».
Роль человека в истории – она взвешивается на весах исторической науки, уточняется и выверяется по мере выявления новых фактов и обстоятельств. Она всегда находит свое отражение и в традиции – не только науки, но и, казалось бы, ничем не аргументированной оценки современников и потомков. Слова Пия VII полностью входят в эту теперь уже полуторавековую традицию. Литература о Наполеоне, находящая авторов среди историков всех стран и всех школ, имеет специальный и немалый раздел исследований, посвященных Гортензии. И не про сто Гортензии Богарне, но всегда королеве. Дерон – «Анализ воспоминаний о королеве Гортензии», Фурманстро – «Королева Гортензия», «Путешествия королевы Гортензии», Анри Бордо – «Сердце королевы Гортензии» или вышедший в 1968 году капитальный труд Франсуа де Бернарди «Королева Гортензия» – всех не перечесть.