Книга Дворянин Великого князя - Роберт Святополк-Мирский

— Вот как? — удивился Картымазов. — Это странно. Впрочем, они вполне могли бросить кого-то из своих. У Кожуха-Кроткого служит всякий сброд, возможно, и свели меж собой при случае какие-нибудь старые счеты…

Медведев задумался.

Что ж… Может, и так…

В доме раздался грохот и короткий женский крик. Внезапно резко распахнулась тяжелая дубовая дверь, с силой ударилась о стену и упала, сорвавшись с петель. На пороге появился молодой человек огромного роста и могучего телосложения. Он стоял, упираясь головой в притолоку, и казалось, хотел мощными руками раздвинуть тесную раму двери — рама затрещала, а на белом полотне, плотно обтягивающем его широкую грудь, стало быстро расплываться огромное кровавое пятно. Невидящими, воспаленными глазами он глядел в пространство, хрипло, тяжело дыша, и вдруг яростно крикнул голосом, от звука которого зазвенели серебряные кубки на столе:

— Коня мне! Коня!

И рухнул с крыльца.

Картымазов и Медведев едва успели подхватить тяжелое, бесчувственное тело; выбежали Василиса Петровна и Петр, бросились на помощь люди со двора, и человек пять с трудом отнесли раненого обратно в дом.

Через несколько минут вернулся угрюмый Картымазов.

— Нельзя отойти от Филиппа. Я боюсь за него. Рана нехорошая — пробита грудь. Петруша, — обратился он к сыну, — отыщи Аннину, если она вернулась, и скажи, чтобы шла к Филиппу.

Они подошли к дереву, у которого был привязан Малыш. Несмотря на массу забот, люди Картымазова не забыли покормить и напоить коня.

Медведев расстегнул один из многочисленных мешочков на своем поясе, достал оттуда небольшой, твердый шарик и протянул Картымазову.

— Разотри в порошок, сделай мазь на жиру и нанеси по краям раны. Это дал мне один грек — большой мастер по всем военным делам. Отменное средство при таких ранениях. На себе испытал. А что до моего покойника… Кем бы он ни был, я хочу схоронить его, как подобает. Не можешь ли ты прислать ко мне своего священника, о котором упоминал?

— Он только что отправился в Боровск передать великокняжескому наместнику воеводе Образцу мое письмо о ночном нападении и нанять мастеров для постройки новой церкви. Но к вечеру вернется, чтобы отпеть наших усопших. Сделаем так: я пошлю своих людей, они привезут тело к нам, и схороним вместе со всеми.

— Этот человек упокоился на моей земле, — сказал Медведев, — и я хочу, чтобы он был там похоронен. Если можно, пусть твои люди привезут мне до вечера гроб и лопату.

— Хорошо, прикажу. А на ночь приезжай ко мне, слышишь!

Медведев улыбнулся.

— Спасибо, но пора привыкать к своему дому.

— Ты безумец, Василий! Не сердись, что зову без отчества — по годам ты как сын мне, и я буду огорчен, когда тебя убьют. Очень жаль! — быть может, стали бы хорошими соседями.

Медведев беззаботно рассмеялся и вскочил в седло.

— Не убьют. А хорошими соседями мы непременно станем — вот увидишь!

— Загляни завтра! — крикнул вслед Картымазов, но Василий уже скакал во весь дух…

Через час он был на своих землях.

День клонился ко второй половине, пора было подумать об обеде, и Медведев, свернув с дороги, углубился в лес, высматривая следы. Вскоре он обнаружил неприметную звериную тропку и, выбрав тонкую охотничью стрелу, подстрелил маленькую косулю.

Перекинув добычу через круп коня, он уже возвращался к дороге, когда его внимание привлек яростный птичий гомон невдалеке.

Василий тихонько подъехал к большой поляне и укрылся за густой разлапистой елью, наблюдая, как высоко в небе величаво кружит большой коршун, выбирая себе добычу, а внизу стая малых пичуг затеяла громкую свару, не подозревая о смертельной опасности. Эта сцена навела Медведева на философские размышления, но тут его внимание привлек тихий шелест веток в кустах справа: кто-то очень осторожно приближался к поляне. Густая ель хорошо скрывала Медведева, но одновременно мешала рассмотреть всадника. Этот всадник осторожно проехал с другой стороны ели, в двух шагах от Медведева, не заметив его, и, двинувшись чуть вперед на поляну, остановился, тоже наблюдая за коршуном. Хвост его лошади был всего в нескольких саженях от морды Малыша, ветви ели уже не мешали, и Медведев, по крайней мере со спины, мог хорошо разглядеть всадника.

По-видимому, это был совсем молодой человек, скорее всего мальчик. Он был одет в богатый литовский охотничий костюм из черного бархата с туго затянутым черным поясом, прошитым серебряной нитью, голову покрывала шапка из черного соболя; колчан с десятком стрел хорошей работы изготовлен из черной кожи, небольшая сабля пряталась в черных ножнах, ну и конь был тоже абсолютно черной масти, а по обе стороны крупа коня свешивалась привязанная к седлу убитая косуля, точно такая же, как у Медведева.

Коршун выбрал добычу и, сложив крылья, камнем обрушился вниз.

Всадник, стоящий впереди, одним точным движением опытного, хорошо тренированного стрелка выхватил лук одновременно со стрелой и туго натянул тетиву. Коршун, все убыстряя падение, летел вниз, тетива мелодично зазвенела, и точно на середине пути стрела пронзила коршуна насквозь. Он так и продолжал падать, пока не скрылся в кустах, откуда с криком вылетела испуганная куропатка.

— Прекрасный выстрел — прямо в сердце! — одобрительно сказал Медведев.

Всадник мгновенно поднял коня на дыбы, развернулся, уронив от резкого движения шапку, и пышные светлые волосы рассыпались по плечам.

Медведев остолбенел.

Это была девушка. Совсем молоденькая девушка.

Несколько секунд они стояли неподвижно, изумленно глядя друг на друга, потом девушка резко свесилась с седла, подхватила шапку, развернула коня, промчалась по поляне и скрылась в чаще.

Это случилось в первый же день пребывания Медведева на своей земле.

Это был прекрасный выстрел.

Прямо в сердце.

Глава пятая

«˝Господь знает имя твое!»

Никогда прежде Медведев не видел девушки, которая так хорошо владела бы луком и так уверенно держалась в седле. В своем детстве до гибели отца, пока они жили в маленькой степной крепости, он вообще не видел девушек. Позже, когда с небольшим отрядом сорванцов он рыскал по степи, охотясь за убийцами отца, было не до того, хотя девушки тогда встречались часто — то отбивали у татар пленниц, которых те везли в орду, то благодарные жители степных селений устраивали веселые празднества в честь своих защитников с вином, плясками и весельем, и ребята из его отряда развлекались как следует, а один даже женился и остался жить в таком селении, хотя Медведев уговаривал его не делать этого и был прав — через два года парень погиб и оставил жену без гроша с двумя детьми-сиротами. Этот случай сильно повлиял на Медведева, и он решил было, что мужчине, посвятившему свою жизнь воинским подвигам, не следует иметь семью, хотя, с другой стороны, образ матери, которая всегда была рядом с его отцом — воином, во всем ему помогала и воспитывала при этом двоих детей (младшая сестра Василия умерла в младенчестве от мора), остался в его памяти самым светлым воспоминанием детства, так что он не мог до конца определиться, как же все-таки правильно. Кроме того, Медведева почему-то всегда смущали как веселые, разгульные степные красотки, так и до смерти перепуганные несчастные пленницы, спасенные от татар, а с обычными, скромными и порядочными девушками ему удалось познакомиться до сих пор только дважды. Первый случай произошел прошлой зимой в Новгороде. Юная и краснощекая Любаша, дочь новгородского купца, несла в берестяных ведрах на коромысле воду из единственного незамерзшего колодца, отстояв перед этим полдня в длинной очереди. Было очень морозно и скользко, она упала, пролила воду и стала горько плакать, и тогда проходивший мимо Медведев помог ей встать, взял ведра, набрал воды из колодца без очереди (попробовал бы кто-нибудь хоть слово сказать против московита в уже захваченном городе, хотя и роптали глухо) и проводил девушку домой. Он встретился с ней еще несколько раз, но лютые февральские морозы и метели не очень способствовали свиданиям, а пригласить его в гости девушка не решилась, опасаясь гнева отца, который, будучи вдовцом, воспитывал дочь в большой строгости, хотя души в ней не чаял. Потом Медведева срочно вызвали в Москву, и он даже не успел попрощаться с этой девушкой, хотя думал о ней всю дорогу, однако, впрочем, не дольше, так как в Москве его поселили в доме знатного боярина, у которого тоже была юная дочь. И пока Медведев дожидался дальнейших приказов, не имея ни малейшего понятия, зачем сам полковой воевода боярин Щукин его сюда отправил, отношения с боярской дочерью начали потихоньку развиваться, и если бы дело двигалось в таком же темпе, то года через два-три они, быть может, и развились бы до какой-нибудь определенности, потому что московитка, в отличие от новгородки, оказалась девицей необычайно робкой, стеснительной, малоразговорчивой, постоянно краснела, смущалась и опускала глаза на свою вышивку, которой только и занималась ежедневно с утра до вечера. Через неделю перед Медведевым внезапно возник наивысший воевода московский Иван Юрьевич Патрикеев и велел немедля собираться в Кремль для возможной встречи с самим великим князем (буде он того пожелает). Дальнейшие события заставили Медведева на время забыть о девушках, пока не произошла сегодняшняя встреча.