Книга Роза и лилия - Жеральд Мессадье

— Невкусно?

— Так меня накормят в раю, если я, конечно, попаду в него.

— Тебе понравилось?

— А я о чем толкую? Сколько ты берешь за штуку?

— Три денье.

— Мало, — запротестовал нищий с выразительным жестом, — мало! Четыре!

Жанна расхохоталась. Прозвонили полдень. Школяры, как и вчера, появились в воротах коллежа. По улице струился запах поджаренного теста. Двое юношей приблизились и вытянули шеи.

— Что это там у тебя?

— Пирожки с орехами.

— Да нет, печенье ангелов, — воскликнул нищий.

Они засмеялись.

— Почем продаешь?

— Три денье.

— Я, пожалуй, возьму один.

Первый настоящий клиент Жанны получил пирожок прямо со сковородки. Парень, костлявый дылда с длинным носом и глазами ласки, протянул Жанне монетки и поспешил отведать покупку. Он ел и постанывал от удовольствия:

— Deliciae angelorum quasi quam stuprum![10]

Жанна не поняла ни слова, но увидела, что еще двое юношей устремились к сковороде. Поглощая кушанье, они даже пританцовывали. На сковороде оставалось два пирожка, которые были немедленно проданы. Жанна снова взялась за дело. Около нее собралась целая группа школяров, с нетерпением наблюдавших, как она месит тесто, солит его, начиняет орехами, кладет масло на сковородку.

— Парнишка, — сказал первый покупатель, — не худо бы тебе еще и вино продавать.

Кто-то ответил ему на латыни. Жанна снова ничего не разобрала, но по сальным смешкам его товарищей догадалась, что парень сказал непристойность. Еще кто-то посоветовал Жанне дать нищему пару монет, чтобы он убрался отсюда.

— Это будет не по-христиански, — сказала Жанна.

— Не по-христиански будет сдохнуть от эпидемии из-за этого мешка со вшами! — настаивал парень. — Уж и не знаю, как он ускользнул от стражи, но мы сами позаботимся, чтобы и духу его здесь не было.

— А что такое пидемия? — спросила Жанна.

— Эпидемия, — поправил ее парень с длинным носом, судя по всему, слывший здесь за умника, — это когда много людей заболевают одной и той же болезнью, которую Бог знает как передают друг другу. Ты что, вчера родился? Где ты был пять лет назад? У нас тут была эпидемия оспы. Видел бы ты это! Все тело покрывается нарывами, а в конце концов человек не может дышать и умирает. Он начинает гнить еще до того, как отдает Богу душу. Никто не хотел выходить на улицу и никого не пускал к себе.

Жанну передернуло.

— А семь лет назад была еще одна. — Дылда продолжал нагнетать страсти. — Пятьдесят тысяч трупов! Везде мертвецы, на кладбищах не хватало места! Некоторых сбрасывали прямо в Сену, и среди них попадались еще живые. В Отель-Дье их клали по пятеро на одну койку. Среди них чудом попадались живые, но и те недолго протягивали!

— Довольно! — вскрикнула Жанна.

Парень хохотал, довольный произведенным эффектом. Его приятели тоже смеялись над этой тирадой и ужасом, в который она повергла Жанну.

— Из каких ты краев? — спросил болтун. — Ты с ярмарки?

Жанна уже знала, как отвечать на такой вопрос, ибо тех, кто болтался при ярмарках, считали бродягами и людьми никчемными.

— Нет, — сказала она, — я из Нормандии.

— Вот что я скажу тебе, приятель: если дело у тебя идет хорошо, то это не только из-за пирожков, но и благодаря твоей персиковой мордашке. Избавься от этого вонючки!

Сам вонючка все слышал, но сидел помалкивая. Жанна поймала его взгляд, похожий на взгляд загнанного зверя.

О персиковом цвете своего лица она уже знала, поглядывая временами в зеркальце и всякий раз испытывая потрясение.

Жанна трудилась не покладая рук, пока не пробило пять. В дело пошел весь хворост, половина куска масла и всех орехов и треть мешка суржи.

Сама Жанна не попробовала ни одного пирожка, но понимала, что коричневая суржевая мука придавала им совершенно особенный вкус.

Выручка ее составила двести восемнадцать денье, иначе говоря, она окупила потраченные сорок один соль и заработала еще двадцать три.

— Как ты думаешь, приходить вечером? — спросила она нищего.

— Нет, — ответил тот, — лучше завтра к полудню. Я буду ждать тебя. Послезавтра воскресенье, тебе лучше быть на месте к концу мессы, часов в девять. Знаешь, облатками сыт не будешь.

Думая о своем, Жанна вернулась в мастерскую. Она зажгла свечку, впервые за несколько дней вымылась у фонтана и, не зная, чем вытереться, стала, подрагивая, греться у жаровни. Надо бы найти еще хворосту. Суржи, масла и соли надолго не хватит. Придется покупать, и, быть может, стоит придумать еще какую-нибудь начинку.

Жанна оделась при свете свечи, совершенно одна в пустой мастерской.

Ей было трудно заснуть в эту ночь. Ко всему еще полнолуние. Исаак. Дени.

9 Дракон

Назавтра она заработала тридцать один соль. Нищий по праву получил свой пирожок. Надо же, его звали Матье, как и ее отца. Родился он в Орлеане тому уж лет двадцать. Поскольку раз в день Жанне, хочешь не хочешь, приходилось отлучаться, чтобы наполнить кувшин водой, он сделался хранителем ее козел с жаровней.

В воскресенье она заработала сорок шесть солей и вскрыла второй мешок с суржей.

В понедельник — двадцать семь солей. Настало время купить три охапки соломы, чтобы устроить себе ложе помягче и потеплее, чем голая земля.

Жанна прикинула, что, тратя в день сорок солей на закупку провизии, она может заработать вдвое больше. Выходила тысяча двести солей в месяц, примерно сорок турских ливров. Ей вполне хватит, чтобы нанять помощника, ибо как успеть одной делать покупки, собирать хворост, наблюдать за лотком и всем прочим?

Во вторник Жанна дала пять солей Матье, наказав отправиться в баню и вывести вшей кедровым паром и настойкой камфары. Она дала ему белье, штаны и рубаху, купленные по случаю у старьевщика за двадцать пять солей.

— Я хочу, чтобы ты сжег свои старые вещи, — сказала она вежливо, но твердо.

— Но я стану похож на доброго горожанина и не смогу просить милостыню!

— Матье! Ты больше не нищий, и мне нет дела до того, что ты думаешь! Погляди, что ты зарабатываешь: едва один соль в день. С воскресными подаяниями. Не больше тридцати пяти солей в месяц. Я обещаю тебе верных пятьдесят, если будешь работать на меня. Вот только на ноги твои глядеть страшно, не поймешь даже, какого они цвета!

Нищий нервно переступил, одна нога у него была длинней другой, отчего он ходил вперевалку.

— Быть чистым денег стоит, — сказал он в свое оправдание.