Книга Концерт "Памяти ангела" - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Мадемуазель Ми с уверенностью первой ученицы подчеркнула ручкой каждый пункт списка.

— Таким образом, вы отобрали: брелки для ключей со святой Ритой, соответственно пятнадцать тысяч штук из металла и пятнадцать тысяч из резины; автомобильные номера со святой Ритой — четыре тысячи штук; четки (двадцать две бусины и кулон с изображением святой) — пятьдесят тысяч; а также mug[7]— четыре тысячи; подставки для яиц — четыре тысячи; подсвечники — пять тысяч и чаши — десять тысяч. И на пробу по цене в один доллар я добавляю сто махровых нагрудников со святой Ритой для младенцев-пачкунов. Не хотите ли взять на пробу превосходную статуэтку святой Риты размером шесть сантиметров — чтобы ставить в автомобиле? Клейкое основание позволяет закреплять ее где угодно.

— Сколько?

— Четыре доллара. Низкая цена при фантастическом качестве. Посеребренный металл.

Мадемуазель Ми произнесла «посеребренный металл» с придыханием, будто речь шла о чистом серебре.

— Добавьте тысячу штук, порой среди водителей встречаются истинно верующие, — сказал месье Бомон.

— А эмблемы святой Риты?

— Во Франции они больше не в ходу.

Мадам Бомон внезапно взвизгнула:

— А коробочки для пилюль?

— Для пи… для чего? — спросила мадемуазель Ми, не расслышавшая слова.

— Коробочки для пилюль! Больные — те, кто поклоняется святой Рите, творящей чудеса, — часто принимают медицинские препараты. Мне кажется, среди них коробочки будут пользоваться спросом.

— Прибавьте сорок тысяч штук, мадемуазель. И подведем черту! — приказан месье Бомон.

Китаянка протянула им бланк заказа, месье Бомон, пунцовый от сознания собственной значимости, подписал.

— Вероятно, мы сможем поприветствовать мистера Ланга?

— Разумеется, — подтвердила мадемуазель Ми, — ведь президент обещан вам.

— Мы так давно работаем вместе… Буду рад пожать ему руку, — произнес месье Бомон.

— Ах этот таинственный мистер Ланг, — просюсюкала мадам Бомон.

Как бы то ни было, мадемуазель Ми воздержалась от комментариев; ей вовсе не казалось, что в ее хозяине, мистере Ланге, есть что-то таинственное, напротив, это был отъявленный мерзавец, каких свет не видывал!

Предупредив по телефону секретаря президента компании, она вышла из комнаты.

Пока французы обменивались восхищенными возгласами по поводу панорамы, за их спинами появился человек.

— Добрый день, — произнес он тонким голосом.

Бомоны обернулись, готовые рассыпаться в любезностях, но вид человека в кресле на колесиках, с пренебрежением разглядывавшего их, пресек их порыв.

Темная одежда, испещренная жирными пятнами, трехдневная щетина, подчеркивавшая нездоровый цвет лица… глаза мистера Ланга были скрыты за темными очками, волосы — если они еще остались — под бесформенной шляпой, а эмоции — если таковые имелись в наличии — под маской суровости. Его левая рука приводила в движение кресло. Что произошло с его ногами и правой рукой, неизвестно, ясно было одно: тощие, деформированные члены неподвижны. Не человек, а карикатура, набросок, эскиз человека, попавшего в переплет.

— Не желаете ли осмотреть наши мастерские?

Потрясенная мадам Бомон подумала, что человек нарочно выработал такой скрипучий, лишенный тембра голос, неприятный, будто ногтем скребут по стеклу. Она вцепилась пальцами в руку мужа.

— Не желаете? — настаивал Ланг, раздраженный молчанием французов.

Месье Бомон дернулся, будто приходя в себя.

— С удовольствием, — выдавил он.

— Удово… — пробормотала мадам Бомон.

Мистер Ланг тотчас покатил к лифту, что, видимо, являлось приглашением следовать за ним. Бомоны переглянулись. Обескураженные, охваченные смутной неловкостью, они уже не могли вести себя нормально. Они не испытывали теплой волны сострадания, обычно охватывавшей их при виде больных. В Ланге они ощутили такую яростную ожесточенность, что едва не ставили ему в вину недуг, упрекая в том, что к своему арсеналу он добавил и откровенный агрессивный вызов, и крайнюю наглость.

Оказавшись в подземном ярусе, Ланг выкатился из лифта, разъяренный тем, что спустился на двадцать пять этажей, дыша одним воздухом с этими туристами, и указал на залитую неоновым светом мастерскую, где трудилась сотня китайцев:

— Вот здесь мы производим нашу продукцию.

— Но почему именно святая Рита? — спросил месье Бомон со слащавой вежливостью.

Он бросил победный взгляд на жену, так как был уверен, что столь ловко заданный вопрос позволит мистеру Лангу заговорить о своем увечье и благодаря этому несколько очеловечиться.

— Ниша была свободна, — безапелляционно отрезал мистер Ланг.

— Что, простите?

— Да, на рынке преобладали Иисус и Дева Мария. По данным маркетинга, в Европе все святые вышли из моды, кроме святой Риты и святого Иуды.

— Святого Иуды?

Супруги Бомон никогда в жизни не слышали о таком святом и не продавали его изображений. Раздраженный подобным невежеством, мистер Ланг рявкнул:

— Святой покровитель автостоянок! Именно к святому Иуде нужно обращаться, когда вы не можете найти места на парковке. Этот святой не слишком востребован, и у него найдется для вас время. Он быстро все устроит.

— Вот как? И что, правда действует?

— Шутить изволите? Я объясняю вам, что нужно впаривать покупателю, чтобы его продать. Разве мадемуазель Ми не объяснила вам?

— Нет.

— Дура! Завтра же уволю.

Мадам Бомон, разглядевшая предмет, вынутый рабочим из формы, вспыхнула до корней волос.

— Но… Но ведь…

— Да, это мы тоже производим, — подтвердил мистер Ланг, — порноаксессуары. Вас это интересует?

Месье Бомон в свою очередь разглядел пластиковый фаллос, внедренный между женских силиконовых ягодиц.

— Фу, какая гадость!

— Ошибаетесь, — откликнулся Ланг, — это великолепные изделия, столь же качественные, как наши религиозные аксессуары. Когда мы производим такой муляж, как вы понимаете, речь идет о тех же самых материалах и технологических процессах.

— Это кощунство! Подумать только, наша святая Рита рядом с этим… и этим…

— А чем святая Рита отличается от нас? Месье, вы что, торгуете оптом только предметами культа? Жаль, ведь когда занимаешься коммерцией…

Зазвонил телефон. Ланг выслушал то, что ему сказали, и, не сказав ни слова, положил трубку, а потом, явно утратив интерес к Бомонам, бросил:

— Я к себе.

Не успели французы пробормотать «до свидания», как за ним затворились двери лифта.