Книга Мироходец - Линн Абби

В ответ Рат издал лишь протяжный стон. «Надеюсь, он понял меня», — подумала Ксанча. Но юноша не воспользовался ее советом и, когда сфера распалась, стал царапать лицо, пытаясь содрать с него невидимую пленку. Девушка решительно схватила его за руки и, увидев кровоподтеки, приказала:

— Там, за деревьями, есть ручей. Пойди к нему, умой лицо и попей. Тебе станет легче. — И, проводив его взглядом, добавила: — Даже не думай бежать.

Он скрылся за деревьями и долго не возвращался. Можно было подумать, что он утонул, если бы Ксанча не слышала, как его желудок выворачивает наизнанку. Девушка усмехнулась, покачала головой и принялась раскладывать костер. Вообще-то, путешествуя одна, она никогда не разводила огонь, но теперь решила сделать это, так как знала, что простые смертные часто находят утешение в созерцании языков пламени в темноте.

Наконец вернулся Ратип. По пояс мокрый, он дрожал от холода и, придвинувшись поближе к огню, протянул закоченевшие руки.

— Тебе нужна одежда. Завтра я постараюсь что-нибудь придумать, а пока — на, держи. — Она подала ему свой плащ.

Юноша в ужасе отпрянул, словно ему предложили ядовитую змею.

— Не бойся, бери.

Наконец совладав с собой, Ратип завернулся в плащ.

— Ты можешь есть? Постарайся, у тебя был трудный день. Все свежее. — Порывшись в корзине, Ксанча протянула ему непонятный предмет, похожий на длинную полую трубу: — С виду напоминает пергамент, но на вкус как абрикосы.

Немного поколебавшись, Рат принял еду и с жадностью стал откусывать большие куски, а девушка подумала, что, возможно, со временем они все-таки смогут наладить отношения. Вскоре, почувствовав сытость, Ратип отложил странную абрикосовую трубу и заговорил:

— Кто ты? Почему Ассор помог тебе? Зачем ты меня купила? — Он тяжело вздохнул и, потупившись, продолжал: — Я ни на что не гожусь. С тех пор как шратты убили мою семью, я сам себя чувствую мертвым.

— Наверное, ты прав, я не умею лгать. Я сказала тебе правду. Меня зовут Ксанча, а ты нужен мне, потому что Урза должен поговорить со своим братом. Когда я увидела тебя среди рабов около таверны, я увидела Мишру.

Рат задумчиво глядел на огонь.

— Урза, Урза. Ты все время повторяешь это имя. Ты имеешь в виду того самого Урзу Изобретателя? Того, кто родился три тысячи четыреста тридцать семь лет назад? Хвала Авохиру, Ксанча, он уже давно стал легендой. Даже если он пережил катастрофу, вызванную силексом, он мертв уже несколько тысячелетий.

— Может, Урза и легенда, но в любом случае эта легенда жива. После великого взрыва Камень силы и Камень слабости стали его глазами. Когда ты увидишь его, не смотри в них слишком долго.

— Спасибо за предупреждение, но я не верю тебе. А если бы верил, было бы еще хуже. Если Урза до сих пор жив, он убьет меня, во-первых, за то, что я похож на его брата, а во-вторых, за то, что я все-таки не Мишра. Я не изобретатель, не волшебник и не воин… — Ратип умолк и стал шевелить угли костра. Искры взметнулись в ночное небо. Проследив за их полетом, юноша продолжал: — Милостивый Авохир! Я слабее даже тебя. И я совсем ничего не понимаю… Этот шар… Кто ты на самом деле? Я знаю, что и сейчас встречаются изобретатели, не такие, конечно, каким был Урза и не в Эфуан Пинкаре, но Ксанча — это не эфуандское имя. Ты что, чье-то изобретение?

Из всех вопросов только на последний у Ксанчи не было определенного ответа.

— Я не изобретение, но и не была рождена, как все смертные, Урза нашел меня, я живу с ним, потому что он… — Она не смогла закончить мысль. — Урза проклял себя за смерть брата, вина все еще живет в нем и гложет его сердце. Он не убьет тебя, Рат.

Несмотря на безветрие и тепло, идущее от костра, Ксанча почувствовала дрожь во всем теле и, взглянув на собеседника, увидела, что он тоже кутается в плащ.

Юноша снова заговорил:

— Я всегда думал, что смерть обоих братьев стала благом для Терисиара, иначе война никогда бы не закончилась.

— Они не должны были сражаться друг с другом. У них был другой враг — фирексийцы.

— Фирексийцы? Я слышал о них. Что-то вроде оживших изобретений. Мерзкие животные, медлительные и глупые. Джарсиль писал о них после войны.

Рат знал историю, по крайней мере по книгам, со всеми недомолвками и ошибками. Ксанча попыталась рассказать ему то, что знала сама:

— Они появились в конце войны, хотя Урза полагает, что это случилось в самом начале. Они подкупили Мишру, сделав его одним из них. В лице своего брата Урза боролся именно с фирексийцами. Он думает, что если бы узнал обо всем раньше, то спас бы брата и вместе они победили бы фирексийцев.

— То есть человек, которого ты называешь Урзой, думает, что мог бы остановить войну? — Рат уставился в озаренное пламенем лицо Ксанчи. — А что думаешь ты?

«Кажется, я не ошиблась, — пронеслось в голове девушки. — Соображает он не хуже Мишры». Но вместо этого она произнесла:

— Фирексийцы вернулись, Рат. Они здесь, в Эфуан Пинкаре. Я почувствовала их запах в Медране. У Урзы хватит силы, чтобы победить их, но он не станет ничего делать, пока не избавится от чувства вины перед Мишрой.

Рат выругался и взглянул на звезды.

— Эти фирексийцы… Такта и Гарв?

— Нет. Те были среди краснополосых.

Юноша снова выругался.

— Уж лучше бы я остался там, где был.

Глава 6

Луна спряталась за высокими деревьями, и непроглядная ночная темнота окружила молчаливые фигуры путников, сидящих у костра. Ратип то и дело зябко поводил плечами, кутался в плащ и смотрел на догорающие угли. Огонь потихоньку умирал, поддерживать его было уже нечем, а идти за хворостом не хотелось. Ксанча видела, как Рат пытается побороть усталость. Веки его слипались, он клевал носом, но каждый раз, когда чувствовал, что вот-вот впадет в забытье, вздрагивал и тер покрасневшие глаза. Наконец усталость взяла верх, голова его упала на грудь, им овладел сон. Ксанча осторожно коснулась локтя юноши, но он не пошевелился. Тогда она уложила его на сухую траву, возможно лучшее ложе, на каком ему приходилось спать в последнее время, и увидела, как крепко он прижимает руки к груди. Ей подумалось, что такое напряжение очень свойственно Урзе, его безумию, хотя, возможно, совесть Рата отягощена не меньшим грузом. Даже если он солгал ей и Ассору, было видно, что этот юноша прошел суровые испытания. Его лохмотья, грязные и вонючие, были когда-то добротной одеждой, а на обуви некогда красовались дорогие застежки. Если бы Ксанча была мудрее, то прочитала бы истинную историю Рата, озаренную светом последних, догорающих углей. Но она больше знала о далеких мирах, чем об обычной жизни. За два с половиной столетия, которые они с Урзой провели в Доминарии, — дольше они не задерживались ни в одном из миров — она научилась читать и путешествовала при любой возможности, но единственное, что узнала наверняка, это то, что слишком многое еще остается для нее неизведанным.