Книга Бэд Рашн. Книга 2. Архангелы и Ко - Федор Чешко

А сейчас…

Несмотря на все заверения экипажа и Шостак-сыновьего секретаря, новоэдемцы, похоже, так и не поверили, что опоздавших здесь всё-таки кормят. И теперь Матвей, наконец, понял, какого зрелища лишал себя до сих пор, пропуская штатное время кормёжек.

В коридоре имело место нечто среднее между бесплатным цирком и фильмом ужасов. Знатоки безмашинного труда выскакивали из кают, как по сигналу тревоги, сталкиваясь, сцепляясь, путаясь деталями донапяливаемой одежды… Двух-трёх новоэдемских трудяг почему-то оказывалось достаточно, чтоб намертво законопатить коридорный проход; образовавшаяся пробка стремительно росла, пропихиваясь в нужном направлении со скоростью альбийской сухопутной медузы (причём полудохлой), и вдруг дёргалась обратно, с лязгом, стуком, с ойками-вскриками – это, стал-быть, где-то в самом эпицентре распахивался очередной люк. А потом (по некоторым вторичным признакам судя) в коридор встречным курсом въехали два поднос-столика на гусеничном ходу, везущие изысканную снедь занятому научными открытиями Шостаковому сыну Шостаку и его хрен знает чем занятому секретарю. Изобилие звуков пополнилось компьютерно-вежливыми увещеваниями освободить дорогу, стуком сыплящейся посуды и воплями поскальзывающихся на синтез-деликатесах.

Выйдя из каюты, Матвей (к счастью) оказался не в гуще наиболее интересных событий, но (к сожалению) от этой самой гущи в опасной близости. Впрочем, через миг он обнаружил, что весьма успешно выталкивается на относительный простор. Ещё через пару мгновений Молчанов-Чинарёв-Рашн понял и причину своих успехов: оказывается, он проталкивался в направлении, противоположном всеобщему. Получилось это как-то само собой (просто двинулся по пути наименьшего сопротивления), но уж раз получилось…

Несколько минут Матвей простоял в сторонке, расчитывая на скорое окончание бардака. И действительно, толкотня мало-помалу начала рассасываться, да так бы и рассосалась, если б явившийся с парой своих руколомов Крэнг не принялся деятельно наводить порядок. А Крэнг и явился, и принялся.

Матвей сплюнул, потом ещё раз сплюнул, а потом отправился искать обходной путь.

Довольно скоро он напрочь позабыл, куда и зачем движется по бесконечному трёхмерному плетенью коридоров, коридорчиков, гравитационных шахт, «косых ходов» с визгливыми движущимися полами и даже механических подъемников, виданных Матвеем прежде лишь в родимых Сумеречных Кварталах, в космопорту полусредневековой Альбы да в исторических вижнах.

Почуяв приближение человека, разгорались еле тлеющие в режиме энергоэкономии плафоны, настенные дисплей-информаторы и прочая техноиллюминация (было забавно подсматривать через плечо, как всё это, пропустив, торопливо «гаснет обратно»); перегораживающие путь закрытые люки за пять-шесть шагов начинали с мягким предупреждающим свистом меланхолически вертеть запорными кремальерами, распахивались наконец, впуская то в оклеенную чёрными зеркалами мёртвых контакт-экранов операторскую демонтированной деструкторной батареи, то в сумрачный отсек, налитый жарой и гудом механизмов, назначение которых Матвею вроде бы когда-то преподавали…

И нигде ни единой живой души – в смысле, живой ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Только ограниченно подвижные механотехники, смахивающие на древние бриджроллеры да рельсовые вагонетки. Ну, и ещё один раз встретилась Матвею длинная колонна каких-то крабообразных уродцев. Заметив человека, они выжидательно остановились и передний браво прописклявил: «Группа Z-4-К исполнительных механизмов-профилакторов следует на плановый техосмотр. Какие распоряжения?» В течение пяти минут Матвей перепробовал кучу всевозможных вариантов ответа, прежде чем механизмы-профилакторы с явным облегчением затопотали суставчатыми ножонками в прежнем направлении.

Матвей чувствовал, что влюбляется в этот корабль. Далеко ещё по корабельным меркам не старый и даже не устаревший, «Каракал» жил своей жизнью, летел, куда велено, и плевать ему по большому-то счёту было, кто там нынче копошится в кишках его жилого модуля – элитный спецназ или свора недотёпистых ханжей, вообразивших себя обрывистыми искателями приключений.

А ещё… Наверное, это из-за похожести корабельных переходов на трубы… Или запах был виноват – временами рифлёнки вентиляционных каналов обдавали Матвея духом чего-то явно технического, и тем не менее сильно смахивающего на стоялую плесневелую сырость… В общем, всё властней и властней захлёстывало Матвея давнее чувство, растревоженное недавним сном: будто бы они с Дикки-боем опять пробираются трубами чёрт-те когда заброшенной по ненадобности канализации Сумеречных Кварталов. Только Сумеречные Кварталы – это по-нарошку, и канализация на самом деле никакая не канализация. Если по-правде, она – тайный лабиринт под укрепрайоном, выстроенным на Темучине подлыми агрессорами-конфедератами. А Дик и Мат, коренные новославийские колонисты, обязательно должны заложить термоядерный… э, да что уж тут мелочиться – анигиляционный фугас под штабом вражеской ПКО, чтоб завтра ни что не помешало сыпануть с орбиты на вражьи головы лифтам, набитым самой непобедимой в галактике бронепехотой…

Может, Матвей и не докопался до таких уж тончайших тонкостей своих переживаний, но одно он уразумел безошибочно: больше он, Матвей, даже в мыслях никогда не станет звать «Каракал» каракатицей.

Потом на Молчановской дороге попался люк, который автоматически открываться не захотел, а вместо этого принялся вопросительно моргать индикатором кодового замка. О коде Матвей, естественно, не имел ни малейшего представления. Зато он имел богатый опыт общения с процессорами кодовых замков.

Про угрызения совести речи, конечно же, и быть не могло. Совести следовало бы угрызаться у тех, кто вводит честных людей в искушение, лепя куда попало всяческие мудрёные, возбуждающие любопытство запоры. Будь замок обыкновенным, честный человек, может, спокойненько бы прошел себе мимо; а так…

Что именно «а так» додуматься не успелось: замок капитулировал.

За люком оказался гигантский (это, естественно, по меркам космического корабля) зал, в три ряда уставленный стеллаж-зажимами. А стеллажи ломились от матово-чёрных транспортных контейнеров со всевозможными шифр-кодами, рисунками, ярлыками… Склад экспедиционного барахла. Аварийный запас консервов (на случай выхода из строя пищевых синтезаторов) и всякая другая всячина.

Матвей двинулся вдоль стеллажей, рассеянно щёлкая пальцем по очаровательно улыбающимся с контейнерных торцов свинским мордам и жалея, что нечем приписать хоть под одной из них: «Чего я радуюсь? А того, что внутри – говядина!» или ещё какую-нибудь такую же глупость. Впереди уже замаячил ещё один люк, грозная надпись на коем извещала о нахождении по ту его сторону надтермоядерной силовой установки. Лезть к работающим реакторам Молчанову не хотелось, и он уже совсем было решил поворачивать восвояси, как вдруг заметил: свинячье рыло на контейнерах сменилось изображением откупренной, апетитно пенящейся пивной банки.

Это уже показалось интересным. Да и совесть, опять же, должна бы угрызаться у тех, кто опасную экспедицию снабжает… э-э… девять, десять, одиннадцать… Пятнадцать контейнеров – судя по размерам не менее полутора тыщ банок пива… какого, кстати? Ни себе чего – «Бешеный кот»! Ого… А и тем более! Нужен ли для охоты на флайфлауэров кот, да ещё бешеный? Да ещё на складе с замком, способным лишь возбудить любопытство честного человека? Значит, Шостаков сын Шостак фактически преднамеренно подвергает честных людей риску напиться в условиях искусственной гравитации, а это же ой-ёй-ёй как вредно… Ну, положим, от пары банок даже очень честному человеку ничего такого не сделается… и от десяти не сделается… и экспедиция не обеднеет от потери каких-то жалких двадцати банок… только вот как же унести их, тридцать-то банок, не в чем же…