Книга Зиэль - О'Санчес

У Санги Бо даже уши подтянулись к затылку от хищной ярости. Он оскалился нагло и медленно, в попытке выиграть несколько мгновений, чтобы успеть привести в порядок, успокоить и охладить растрепанный воинский дух, перед схваткой с тем, кто ничуть не ниже, не слабее… Санги даже сумел рассмеяться:

— А от кого я получу желаемое, если одолею тебя, незнакомец?

— От меня и получишь. Одолеть — не значит убить. Готов?

Санги Бо наморщил лоб, словно бы в раздумьях и уже начал, было, пожимать плечами… но — шших!!! — нанес удар, вместо того, чтобы завершить отвлекающий противника жест.

Незнакомец принял удар напрямую, даже не отводя безумную тяжесть чужого меча по наклонной плоскости своего. Мечи лязгнули и отскочили друг от друга, у Санги Бо по обеим рукам отдача, словно укус нафа, пробежалась — ох, больно!

— Ого! Да у тебя не меч, а наковальня, бородатый! Здоров ты, однако…

— Береги дыхание, рыцарь, мой тебе совет, сегодня ты не сумеешь заговорить зубы и замутить разум противнику. Бейся спокойно.

И Санги Бо послушался. Вероятно, это был самый лучший бой рыцаря за всю его жизнь, будущую и предыдущую, ибо в тот миг он сражался не по приказу, не от страха, не для славы и не из гордости, не в расчете на выкуп, нет, он бился за любовь, за красоту! Красота… любовь — которая непонятный призрак неизвестно чего: пустышка, пшик, чих, фук, мимолетный мираж. Люди такие странные и наивные! Добро бы обещаны ему были деньги, или императорский трон… Как бы то ни было, а Санги Бо, вдохновленный пустячным призраком сим, бился как тысяча разъяренных демонов, однако сохранял при этом ясность и хлад рассудка. Он уже не пытался обхитрить меня отвлекающими словами, он берег силы и дыхание… Скажу без преувеличений: он обрел подлинное вдохновение, из тех, которые даже величайшим творцам человеческим выпадают за всю жизнь считанные разы, а то и однажды… Ума не приложу, как у него кисти рук не отваливались, когда он взялся принимать мои удары, полновесные удары! — на верхнюю часть своего клинка, а не на основание. Не просто принимать, не просто удерживать, но и гораздо быстрее обычного переводить защиту в ответные удары. Это он так, очень сильно рискуя, пытался превзойти меня скоростью фехтования и коварством: выдержал удар почти на кончике меча, взвыв от дикой боли, чуть продернул, высвобождая клинок (я был сразу же лишен равновесия и защиты) — и тык меня в лицо! Дерзко, противу всех канонов и правил, но — красиво и необычайно быстро для двуручного меча. Вот ведь змей! Думаю, из всех воинов на свете, кроме меня, только бог Войны Ларро в человеческом обличье, да маркиз Короны могли бы противостоять в бою один на один прыткому и сметливому рыцарю Санги Бо и не проглотить его меч по рукоятку вместе с этим ударом!

И все-таки он был обречен на поражение, ибо не имел возможности, в отличие от меня, бесконечно подпитывать богатырские силы свои… Но он мне нравился, и я перешел в глухую оборону, раз за разом показывая бесполезность всех его невероятных, почти божественных усилий… Был бы я человек — помер бы уже десять раз и больше, разбежался бы по траве гроздьями кровяных сгустков и мясных ошметков… И только когда мне стало ясно, что запредельная боль в руках его и пожар в задыхающихся легких, вот-вот лишат рыцаря сознания и жизни, я предложил вслух:

— Ничья, Санги?

Рыцарь отскочил, вернее отпятился на два полных шага, чудовищным — я видел, чего это стоило — усилием воли пригасил бурю в легких своих:

— Откуда… ты знаешь… кто я?

— Кто же в империи не слыхал о славном рыцаре Санги Бо? Ты бы еще спросил — кто такой Аламаган?

— Ах, да… Что это я глупости ворочаю… очень уж ты похож на человека… вот я и обмишурился с вопросом.

— А я и есть человек. Так — ничья?

— Угу, человек, а то я людей не видел. Будь по-твоему: ничья. И то это — из милости твоей ничья, истину мы оба знаем, незнакомец. И… и… — Санги запнулся и вновь оскалился, как загнанный в угол зверь… — и что дальше у нас?… Что с… девушкой, со шрамами ее?

— Значит, так. Поскольку мы сошлись на ничьей, то справедливым будет итог: "и тебе, и мне". То есть, травка Зор, которая тебе передана, подействует гораздо лучшим образом, нежели ей свойственно, красота целиком и полностью вернется к юной маркизе. Всё, как ты и просил. Но и подарок мой будет не подарок, а задаток, в обмен на будущую твою ответную любезность, когда и если надобность в таковой мне приспичит. Условились?

— Да.

— Сие — справедливый размен, Санги?

— Да.

— Быть по сему. Когда трава окажет необходимое воздействие, позаботься смыть следы чар ее чистою водой, домашней, не из ручья. Понял ли? Это важно, травка небезопасна. Постарайся сделать все до того, как девушка очнется. Здесь существенен каждый миг, предупреждаю, важен для всех вас.

— Да, понял.

— Поторопись, защита снята, время пошло.

Рыцарь подобрал с земли весь, до последней былинки, полурассыпавшийся пучок подаренной ему травы и ринулся прочь. И замер, и развернулся.

— Как твое имя, незнакомец?

— Зиэль, — ответил я ему. А почему бы мне и не ответить, я никогда ни от кого не скрываю своих земных имен.

— Зиэль? Я запомню.

Ишь ты! Чуть ли не угроза прозвучала в рыцарском голосе… А ведь почти умирал только что… Сколько силы духа может таиться в одном смертном человеке!

— Еще бы ты не запомнил, рыцарь. До встречи! — Мне стало смешно, и я рассмеялся.

Санги Бо знал, как обращаться с травой Зор: пальцами он вдавливал из нее сок, втирая в глубокие раны, в то время как его друг, князь Докари, подхватывал измятые листики и стебельки, осторожно протирал ими царапины поменьше…

— Санги… Санги… ты великий кудесник! Смотри… Милосердные боги!..

Раны затягивались прямо на глазах, шрамы превращались в красные полоски, полоски выцветали и исчезали… И еще до этого успели исцелиться опухшие до синевы запястья Санги…

— Я ни при чем, это нам с лекарством повезло. Мощнейшая Зор попалась, на нашу радость. Дигги, еще раз все осмотри, самым тщательным образом, чтобы ни одна морщинка и царапинка… И не на грудь зарься, больше на лицо и шею обращай внимание! Я пока побежал за чистою водой, ибо…

— Да, Санги, не сомневайся!

Дотянуться магией до лошадиного ума и поймать животное — дело недолгое, особенно когда великий праздник в сердце и душа ликует, но именно за те мгновения, что Санги Бо отлучался, свершилось то, что и должно было свершиться по предначертанию судьбы: маркиза Ореми очнулась от болевого обморока. И первое, что она увидела — лицо князя Та-Микол, глаза его, излучающие тревогу и любовь. Юная маркиза была очень сильна духом и очень умна: всего несколько мгновений понадобилось ей, чтобы вспомнить и осознать случившееся — нежными ладонями своими она загородила обнаженную грудь и виновато улыбнулась князю… Но чувство оказалось еще быстрее разума!.. Подобно тому, как утенок, вылупляясь из яйца, признает за свою мать первое живое, что обнаружат его глаза, юная Ореми, обретя вторую жизнь, распахнула свои и увидела перед собою любовь, первую и единственную на всю ее оставшуюся жизнь.