Книга Собака Раппопорта. Больничный детектив - Алексей К. Смирнов

— И вы так сразу и пошли, едва свистнули?

— А куда деваться? У них тут черт-те что…

— Это вы о чем? — подался вперед следователь. Казак смекнул, что сболтнул лишнее, и стал внимательно разглядывать стены и потолок.

Следователь многозначительно сопел.

— Вы всегда так ходите? — спросил он вдруг.

— Как это — так?

— Ну, в вашем наряде… Сапоги, плетка…

Казак раздулся:

— У меня дед расказаченный… Мы — потомственные казаки, с Дона…

— Ладно. Это к делу не относится. Так что вы там говорили об отделении?

— Бухают круглые сутки, — казак отвел выпуклые глаза.

— А вы откуда же знаете?

Тот, пойманный за язык, молчал.

— Откуда вам известно, что в отделении распивают спиртные напитки? — строго повторил вопрос следователь.

Казак сорвал фуражку, шмякнул об пол и выложил все, что смутно помнил о событиях позапрошлой ночи.

Следователь сразу отметил про себя, что в просмотренных им историях болезни ничего не сообщалось о ночном инциденте.

— А не случилось ли у вас позавчера какой-нибудь ссоры? — спросил он задумчиво. — Во время пиршества или после?

Охранник побледнел.

— Боже упаси! С кем? С больными людьми?.. Да я же с сознанием…

— Не знаю, не знаю… Затаили обиду. Вызвали доктора в приемник, а потом — самого себя. Иначе как вам здесь появиться, с плеткой-то? Пошли с обидчиком в туалет, слово за слово… А после запамятовали, это бывает в нашей практике.

Казак ломал руки. Он понимал, что следователю не объяснить — в отделение можно было явиться не то что с плеткой и в сапогах, но даже в буддийском одеянии. Даже въехать на коне, размахивая саблей.

Следователь вдруг раздул ноздри и потянул воздух.

— От вас так разит, что закусывать хочется!

— Горло болело, — возбужденно оправдывался казак, немало уже научившийся от охраняемых в смысле причудливых версий, поясняющих запахи.

— Вы уже под статьей ходите, — пригрозил ему тот. — У вас реальный шанс покинуть больницу вместе со мной… Что вы делали в отделении?

Казак торопливо пустился рассказывать, явно довольный тем, что уж сегодняшний визит не выветрился у него из памяти.

— Вы заходили в палаты?

— Так точно.

— И в девятнадцатую?

— В нее первую.

— Что вы там увидели? Постарайтесь ничего не забыть! Это в ваших интересах!

— Мы же с Мишаней были! — радостно взвился казак, обнадеженный. — Его спросите!

— Спросим всех, — пообещал следователь. — Потерпевший был на месте?

— Кемарил… прямо в ботинках лег, торчали. Я еще одеяло поправил, прикрыл ботинки…

— Откуда вы знаете, о ком я говорю?

— То есть — как? — смешался казак.

— Откуда вы знаете, что я говорю о гражданине Кумаронове?

— Так все же говорят, что это его, — пробормотал воин. — А разве еще кого-то?

— И вы так хорошо знали его койку?

Казак виновато опустил глаза. Было понятно без слов, что да, знал хорошо. С позапрошлой ночи.

Следователь постукивал авторучкой по столу.

— Кто отсутствовал в палате?

Охранник неожиданно перекрестился:

— Все, все были! Я пересчитал… Храп стоял, да свист…

20

Лена отлучилась на пищеблок, и ее допрос отложили. У двери в девятнадцатую палату следователь задержался и скосил глаза на бабулю, чем-то уже недовольную с утра пораньше. Его сопровождал Васильев, изображавший максимальную предупредительность.

— Давно она здесь? — осведомился следователь.

— Порядочно, — кивнул Васильев.

Тот склонился над бабулей:

— Гражданочка! Здравствуйте! Вы слышите меня, гражданочка?

— Ы-ы-ы! — отозвалась бабушка с нескрываемой злобой и потянула на себя тонкое вонючее одеяло.

— Гм, — недовольно сказал на это следователь.

— Пользы не будет, — заметил Севастьян Алексеевич. — Зря потеряете время.

Неприятный гость ответил протяжным вздохом, выпрямился и толкнул дверь.

— Всем очистить палату, — приказал заведующий. — Побыстрее! Кроме Гавриловых.

Тела на койках зашевелились. Из-под простыни выглянул мутный и раздраженный глаз Лапина. Каштанов, охая, стал сползать с койки задом. Хотел встать на ноги и сразу повалился навзничь.

— Они все ходячие? — осведомился следователь.

— Когда как… Приспичит, так побегут бегом, — вырвалось у Васильева.

Из всей палаты наибольшую подвижность сохранял Хомский. Подобострастно суетясь, он сгреб какую-то дрянь и боком протиснулся в дверь, стараясь не задеть следователя. Тот смерил его знающим взглядом, имея длительный опыт общения с подобными лицами вне больничных стен.

— Далеко не уходите, — Васильев сделал Хомскому страшное лицо. Хомский прижал к груди руки с полотенцем, которое тоже куда-то нес, и проникновенно закивал.

Братья Гавриловы выглядели еще хуже, чем накануне. Воздух в палате стоял такой, что следователь на миг прикрыл глаза, заподозрив, что очутился в родной атмосфере милицейского обезьянника. Братьям было явно противопоказано столь длительное и неподвижное пребывание вдвоем; они и без того мало чем отличались друг от друга, а здесь, пока они лежали на койках, между ними начала костенеть незримая связь повышенной прочности, астральный тяж.

Не без труда установив личность каждого, следователь приступил к дознанию. Он присел на табуретку и едва не наподдал переполненное судно, в котором плавали горелые спички.

— Спали очень крепко, — сразу сказали близнецы, не дожидаясь вопроса.

— У вас вчера не день ли рождения был? — поинтересовался следователь.

— На той неделе будет.

— О, — тот взглядом выразил соболезнование Васильеву. — А вчера — репетиция?

— Это почему? — братья шли в глухую несознанку.

— Реквизитом пахнет.

— Мы полоскали рот, — объявили близнецы. — Настойкой овса. У нас пародонтоз. Мы укрепляем десны, зубной врач прописал.

— Про соседа расскажите, — вздохнул следователь. — Покойного. Когда вы видели его в последний раз?

Братья Гавриловы видели Кумаронова в последний раз перед тем, как синхронно лишиться чувств. Точного времени они указать не могли. Все плавало в дымке. В умозрении всплывали отвратительные рожи, порхали стаканы и бутылки, плясали пол и потолок; в ушах звучала длинная разбойничья песня без начала и конца. Соседи по палате, представленные собственными летучими образами, парили в недосягаемой вышине и сокращались от хохота. Пыльные углы полнились чертями — пока не очевидными, но уже угадываемыми.