Книга Последняя тайна - Гарри Килворт

Там Баламут застал местных зверей в необычайном возбуждении. Пронесся слух, что кто-то в горах нашел алмазы. Звери толпами устремились в горы, началась настоящая алмазная лихорадка. Даже Баламут чуть было не поддался настроению толпы, но вовремя вспомнил, что его ждет Катай, где он должен разжечь гражданскую войну. Пусть остальные гоняются за призраками, он же здесь для того, чтобы найти Джо Уля!

Сан-Английско был городом рыбаков. И как раз в это время капитан Ахкаб, хорек с деревянной лапой и без одного уха, набирал там команду, чтобы отправиться на поиски одной исключительно зловредной барракуды, по имени Доби Мик. Этот-то красноглазый монстр с белой чешуей и лишил капитана Ахкаба задней лапы и откусил ему ухо.

— Но я ему отомщу, — обещал Ахкаб каждому встречному, в том числе и Баламуту. — Я утоплю его! Ты со мной или нет, горностай?

— Считайте меня трусом, но у меня имеется занятие поважнее, чем охотиться за хищной рыбой! Кстати, вы можете называть меня лаской, я не обижусь!

Баламут обошел весь город в поисках Джо Уля.

— Да он же уехал на север, — сказала хозяйка гостиницы, где Баламут остановился. — Уехал, в страну медведей, кленового нектара и бобров, вот так!

Хоть у него уже слипались глаза, он вместе с другими постояльцами все-таки поужинал моллюсками, омарами и дымящимися крабами. В зале сидели множество матросов, у которых в шерсти соли было больше, чем блох. Среди них был Кваквак, рослый хорек со странной татуировкой на груди. Баламут познакомился с ним. Кваквак происходил из племени охотников с дальнего севера.

— Я только что вернулся из плавания с капитаном Ахкабом, — сообщил Кваквак. — А завтра мы снова отправимся в страну бобров. Давай с нами!

— Спасибо, — поблагодарил Баламут, пытаясь когтем вытянуть из-под панциря кусочек крабьего мяса. — А то мне так не хотелось ехать туда одному. Слушай, а ты не поможешь мне справиться с этим крабом? Я никак не могу мясо вытащить! Это просто кошмар!

— Слава богу, закончилось это ужасное плавание! — ловко выковыривая кусочки мяса и передавая их Баламуту, продолжал Кваквак. — Ужасное! Море словно взбесилось! Мы потеряли полкоманды, но все равно не поймали этого проклятого Моди Бика!

— Да, невеселая история, всех барракуд не переловишь, верно?! Разбуди меня в семь, ладно? И угости чашечкой чаю.

Уронив морду на лапы, Баламут сразу же погрузился в глубокий сон. Остальные постояльцы продолжали болтать, иногда тормоша Баламута и пытаясь о чем-то спросить, но он продолжал сладко похрапывать. Так он проспал всю ночь.

Проснувшись утром, Баламут обнаружил себя полностью раздетым. На нем остались только ботинки — и то лишь потому, что вор, будучи специалистом по сложным морским узлам, оказался не в состоянии развязать шнурки, завязанные на непривычные для мастера высокой квалификации простые узлы.

— Ничего, — успокоил его Кваквак. — Мы подберем тебе подходящую матросскую одежду. Ее много остается от парней, которые не возвращаются из плавания: кто-то умирает от цинги, а кто-то падает с мачты и разбивается о палубу. Злобная барракуда забирает множество жизней. — Он осмотрел Баламута с головы до лап. — У нас матросы чаще всего хорьки и куницы, а они будут покрупнее тебя. Но можно закатать штаны и завернуть рукава бушлата, так что не беспокойся!

— Я не понимаю одного! Как они сумели раздеть меня, не разбудив при этом?

— Ты очень уж крепко спал.

12

Пятеро усталых путников подошли к храму, стоявшему на горном склоне. Это было деревянное строение, облицованное камнем и повторяющее рельеф склона. Храм выглядел весьма впечатляюще. Эти места были известны как Мгрз в горной цепи Ксвзйнк. Здесь никто не использовал гласные звуки, ибо они были звуками отвратительного, злого бога Аеиоуэюя, а вот согласные — те принадлежали доброму и мудрому Бвгджзйклмнпрстфхцчшщьъ. Приверженцы последнего никогда не оскверняли свои рты Восьмью Запретными Буквами Алфавита. Только плохие звери, прячущиеся в темных норах и нападающие на неосмотрительных путешественников, были верны Аеиоуэюю.

Из-за этой особенности путешествующим зверям бывало непросто найти общий язык с местными жителями. К счастью для ласок, Калабаш Буряк пусть не безупречно, но изъяснялся на этом необычном наречии. Жрецы, обитатели храма, чудом державшегося на острых уступах, с бесконечным терпением выслушивали его словесные усилия, время от времени постукивая когтями по дереву.

Когда тушканчик завершил свой не слишком вразумительный рассказ, выяснилось, что путникам лучше всего переночевать именно здесь, в храме.

— Но тут очень холодно, — прошептал Плакса. — Даже свечи не помогают!

Свечей было действительно много. Весь храм казался лесом маленьких мерцающих огоньков. В каждой комнатке курились благовония, и их запах смешивался с запахом сосны и красного дерева. Иногда откуда-то доносились звуки гонга и цимбалки.

— В горах еще холоднее, — сказал Грязнуля.

Это было правдой. В расселинах между скал лежал снег. У воробьев покрывались льдом крылья, и они то и дело с глухим стуком падали на крышу храма.

— А жрецам эти края не кажутся чересчур уж унылыми? — спросил Нюх у Калабаша.

— В их словаре нет слова «унылый», — ответил тушканчик. — В нем же целых три гласных.

— Я знаю, но, может быть, они подобрали какой-либо синоним, подходящий для описания мерзлой пустоты?

— А они не знают ничего другого. Они здесь рождаются и здесь умирают. Только эти два события и случаются в их жизни. Едят они только фасоль и творог. Да еще жаренные на жиру летучей мыши ласточкины гнезда, которые они соскребают со стропил. Они молятся горным богам, шьют рясы, полируют свои когти и медитируют. Особенно им удается последнее…

— Вот это жизнь! — воскликнул Грязнуля. — Действительно, а зачем что-то предпринимать и волноваться?..

— Не мерь чужую жизнь на свой аршин, Грязнуля, — не слишком уверенно произнесла Бриония. — Может быть, их вполне устраивают фасоль, творог и… медитации.

Ветер завывал в расщелинах гор. Лежать на голых досках было холодно. Плакса так и не смог уснуть. Среди ночи он поднялся. Остальные спали. Грязнуля громко храпел.

Плакса прошелся по храму и наконец вышел на балкон, повисший над черной пропастью глубиной несколько сотен метров. Над ним безмолвно сияли звезды. У Плаксы возникло чувство, будто он сам висит на нитке, как паук. У него закружилась голова. Он попятился, но в темноте поскользнулся и полетел с балкона в бездну. Бедолага закричал от ужаса, но тут же замолчал, свалившись на уступ и уцепившись за ветки каким-то чудом выросшего здесь деревца.

— О господи! — закричал он, когда немного пришел в себя. — Грязнуля! Нюх! Бриония!

В глубине души он понимал, что никто его не услышит слишком уж громко завывал ветер. К тому же он подумал, что своими воплями может прогневить доброго бога, живущего в этих скалистых краях, но ему ни за что было не выкрикнуть «Грзнл», «Нх» или «Брн»!