Книга Белое, черное, алое… - Елена Топильская

— Что вы, что вы! Я здесь посижу, на случай, если у вас возникнут какие-нибудь вопросы по тактике и методике осмотра, вы тогда подойдите, я вам помогу советом.

Я кивнула, а Болельщиков, протискивавшийся мимо меня со своей аппаратурой, шепнул мне на ухо:

— Ты лицо-то попроще сделай, а то тебя всю перекосило!

Я вместе с Болелыциковым отошла от машины и тихо пожаловалась ему:

— Перекосит тут! Ты знаешь, сколько лет я в следствии работаю? Двенадцать!

Трупов осмотрела больше, чем он дней прожил. А этот… Да он ни разу в жизни к трупу не подошел, не барское это дело, в кабинете зарплаты ждал, бумажки с места на место перекладывал. А туда же, учить меня будет, как место происшествия осматривать!

— Спокойнее, Марья, ты что, не знаешь, что те, кто сам работать не умеет, те учат других, как надо работать. Задов, ну ты идешь? — обернулся он к машине.

Но вместо Задова в дверях машины показался прокурор Будкин.

— Мария Сергеевна! — истошно закричал он. — Вернитесь на секундочку! Вам предстоит осматривать место взрыва! Вы читали письмо Генеральной прокуратуры о том, что в Московской области подорвалась следственно-оперативная группа? Там под трупом лежала взрывчатка, а следователь с медиком труп перевернули и взлетели на воздух! Вы поняли? Сначала надо проверить, нет ли и тут под трупами чего-нибудь такого. Сами туда не лезьте, у вас для этого есть оперативники…

Я, сгоряча решив, что он может что-то умное сказать, поначалу слушала этот бред с вниманием, но потом махнула рукой и, не дождавшись конца напутствия, побрела к парадной.

— Женя, сними на видик подходы к парадной, и окрестные дома, и вон тот трехэтажный домик, ладно? — показала я Болелыцикову. — А я пройдусь до верхнего этажа, посмотрю, что там.

Поскольку лифт был занят потерпевшими, я, доверив Доктору Задову свою дежурную папку, пошла наверх пешком. На пятом этаже я нос к носу столкнулась с прокурором города, выходившим из квартиры за солидной дверью. Он мазнул по мне взглядом и, не признав коллегу, заторопился вниз. Из окна парадной я видела, как он сел в машину и укатил. Сожаления я не испытала.

Вниз я спустилась, когда криминалист закончил съемку и освободил нам с доктором поле деятельности. Только я пристроилась с протоколом на коленях в углу парадной, как подошел генерал Голицын. Насколько я поняла, он проводил прокурора города и, судя по всему, тоже вздохнул свободно. Голицына сопровождал Костя Мигулько.

— Мария Сергеевна, не хотите в квартиру к Бисягину заглянуть, пока не начали? — осведомился Голицын.

— Загляну, конечно.

Мы гуськом отправились наверх. На втором этаже мои спутники остановились.

Я немного подождала и начала подниматься дальше.

— Куда вы, Мария Сергеевна? Квартира — вот она, — показал Голицын на дверь на площадке второго этажа.

— Эта? Вы уверены?

— Абсолютно, я там уже был, — заверил он меня.

— А вторая где? У него же две тут?

— Вторая напротив.

— Странно… А что же тогда на пятом этаже?

— А при чем тут пятый? — удивились оба моих спутника.

— Сама не знаю, — ответила я, соображая, зачем прокурор города, лично посетивший место преступления, что бывает крайне редко, заходил в квартиру на пятом этаже. Я-то, увидев, как он выходил из квартиры, и не засомневалась, что он бегал выражать соболезнование, но раз это была не бисягинская квартира — что он там делал? Странно… Конечно, у него там могут знакомые жить, и он, к примеру, зашел узнать, не пострадали ли они от взрыва, но все-таки…

Мы деликатно позвонили в дверь, нас долго обозревали через видеоглазок, и наконец решились открыть. Войдя в необъятный холл с шелковыми обоями, кожаными диванами и антикварными вазами, Мигулько тихо сказал:

— Ранние трупные явления…

— Чего-чего? — не поняла я.

— Такие жилищные условия — верный признак скорой смерти хозяина. В таких интерьерах долго не живут.

— Что, в восьмикомнатной коммуналке с ранее судимыми спокойнее живется? — намекнула я на мигулькинские жилищные условия.

— Я тебя уверяю!

Держась за стену, к нам вышла вдова депутата. Я спросила, не позволит ли она сотрудникам уголовного розыска осмотреть в общих чертах квартиру, и в основном кабинет ее мужа, — возможно, они найдут что-то, что поможет розыску преступников.

— Ах, делайте что хотите! — махнула рукой вдова и, одной рукой придерживая на лбу мокрое полотенце, а второй опираясь на стену, ушла, как я поняла, в спальню.

Мы с Костей переглянулись: «Карт-бланш, батенька!» Хорошо, что можно обойтись без обыска и культурно оформить все осмотром. Суть та же, а разница огромная, особенно с таким контингентом.

Голицын предложил помочь Костику. Видно было, что генерал хочет заняться чем-то дельным, вспомнить свое боевое прошлое. Я со спокойным сердцем оставила их в квартире, подумав, что на чердак следует идти после осмотра места происшествия, и вернулась к станку, в смысле — к протоколу. Криминалист Болельщиков показал мне в углу рассроченной лифтовой кабины место, куда, судя по всему, было вмонтировано взрывное устройство, и вскоре уже Лева Задов диктовал мне омерзительные подробности. Осмотр парадной занял у нас пять с половиной часов; скалывая скрепкой восемнадцатый лист протокола, заполняемый под копирку, я с грустью подумала, что сегодня опять не проверю у ребенка домашнее задание, а у него, между прочим, тройка по английскому; и опять он уснет, меня не дождавшись…

Наконец Лева с треском содрал с рук окровавленные резиновые перчатки и швырнул их в угол лифта. Болельщиков, свою часть работы завершивший давным-давно и теперь сидевший без дела на ступеньке лестничного марша с какой-то газеткой в руках, поднял голову и оживился:

— Ну чего, пора подписывать — и по коням?

— Ребята, сходите кто-нибудь за понятыми, они на улице курят, — попросила я.

Болельщиков даже обрадовался поводу размять старые кости и, кряхтя, зашевелился, складывая газетку.

— Что у нас за закон такой дурацкий, — заворчал он. — Зачем какие-то понятые нужны? Ну, я понимаю, если обыск делать, пусть будут понятые, но труп-то зачем с понятыми осматривать. Мы все люди привычные, а простого гражданина и стошнить может. Если уж следователи в обмороки падают… Вон мы с Левкой давеча со стажерочкой какой-то ездили, она сдуру к трупу подошла, а Левка руку трупа так приподнял и говорит: «Трупное окоченение разрешилось», — и руку отпустил.

Рука-то ей по коленке и мазнула. Она — хлоп, и рядом на пол. Колготки порвала и шишку себе набила на башке. Пришла в себя и бормочет: «Правильно мне мама говорила — иди в юрисконсульты, а я романтики захотела»… Вот ты, Машка, падала в обморок на осмотрах?