Книга Белое, черное, алое… - Елена Топильская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не уйду, пока не сделаю то, зачем пришла. Дайте мне наложить арест на имущество, и я сразу уйду.
— Но почему здесь?
— Потому что Денщиков назвал именно этот адрес местом своего жительства и сказал, что все его имущество здесь, а в квартире жены ничего, ему принадлежащего, нет.
Будкин высунулся из-за лифта.
— Игорь Алексеевич, — позвал он Денщикова. — Вы где живете?
— Здесь, — ухмыляясь, ответил тот.
— Игорь Алексеевич, — вступила я в разговор, — я не настаиваю на наложении ареста на ваше имущество именно по этому адресу. Назовите любой другой, и я поеду туда и арестую имущество там.
— Нет, я живу здесь, — упрямо сказал Денщиков.
— Ну что ж, значит, будем ждать, пока сможем попасть сюда.
— Я же вам сказал, убирайтесь! — снова повысил голос Будкин. — Почему вы не подчиняетесь приказам руководителя?!
— Товарищи понятые! — громко сказала я, выглядывая из-за лифта на площадку. — Подойдите, пожалуйста, сюда, понюхайте, какой от руководителя запах спиртного.
Понятые нерешительно двинулись к нам, но Будкин простер вперед руку и закричал:
— Не надо подходить!..
Разъяренная, как фурия, Петровская рывком достала из сумки ключи и стала дергать дверь, приговаривая:
— Ладно, пусть все быстрей кончится, составляйте протокол и выметайтесь!..
Мы вошли за ней в квартиру и в течение десяти минут составили протокол.
Будкин изъявил желание подписать его, но не сделал никаких замечаний. После соблюдения, необходимых формальностей мы откланялись, а Будкин остался в квартире.
Утром следующего дня я надела форму, поскольку не сомневалась ни секунды: меня ждет вызов к прокурору города. Предчувствия меня не обманули. Через полчаса мы с родным шефом, которому я по дороге рассказала все, сидели в кабинете Дремова, перед лицом прокурора города и начальника отдела кадров.
Будкина не было, сказали, что он заболел.
Шеф по дороге в прокуратуру города высказал мне все. А завершил свой монолог словами:
— Машка, ты, конечно, очень умная, но ты круглая дура!
Второй раз в жизни он обращался ко мне на «ты»…
— Я согласна, Владимир Иванович, что я опять поддалась эмоциям. Я могла бы обойтись и без этого ареста. Я могла бы, в конце концов, уйти, когда приехал Будкин. Но мне было стыдно перед милицией и понятыми. Есть же закон. Я все-таки действовала по закону…
— Сейчас тебя уволят по закону, будешь знать, — проворчал шеф. — Денщиков этот — подонок, безотносительно к твоему поведению. Зачем он бабу туда вплел?
Мог бы назвать любой адрес…
Дремов бушевал. Ему поддакивал начальник отдела кадров.
— Как вы могли, — кричал прокурор города, — не подчиниться приказу начальника?
— А почему я должна подчиняться незаконному приказу? Он же сам признал, что у него нет правовых оснований выгонять нас оттуда.
— Вы что, не понимаете? Это же политика!
— Да-а? — удивилась я. — А я думала, что работаю в прокуратуре.
— Ведь закон о прокуратуре запрещает… — начал говорить кадровик.
— Перед отъездом туда я внимательно прочитала закон о прокуратуре. — Я вытащила заготовленный мной заранее текст закона. — Покажите, что я нарушила?
Оба начальника отмахнулись от текста закона.
— Это же витает в воздухе, что такие мероприятия должны проводиться только с согласия прокурора города.
— Я не понимаю, что значит «витает», — тихо возразила я. — Я юрист, и для меня имеет значение только то, что написано в законе.
— В общем, идите, пишите объяснение, ждите приказа о наказании.
Когда мы вышли и сели в машину, шеф прервал молчание:
— Хорошо вы его приложили, что он не юрист.
— Я его приложила? — удивилась я. — Я только сказала, что я юрист…
— Он понял, — усмехнулся шеф.
Придя вечером домой, я отказалась есть. Саша поел один и занялся чтением медицинской литературы. А я некоторое время тупо смотрела в стенку, готовая расплакаться.
Вытерев набежавшие слезы, я несколько минут сидела молча, уставясь в пол, потом подняла голову и с чувством сказала:
— Нет, все! Больше никогда! Никогда я не полезу в сомнительные мероприятия, не буду больше спорить с начальниками, и вообще, хватит! Уйду, на фиг, из следствия.
Сашка закрыл сборник «Актуальные вопросы судебной медицины», свернул его в трубочку, оперся на него подбородком и стал задумчиво на меня смотреть.
Помолчав, он вкрадчиво сказал:
— Маш, извини за грубость, но уж пример больно хороший… Когда я был студентом, нас привели на практику в родильный дом, в родилке молодая девчонка, лет семнадцати, орала как резаная — первый раз рожала. А знаешь, что орала? «Ой, мамочка! Чтобы я еще когда-нибудь хоть один раз дала?!.» А вообще, Машка, я не понял, ты победила или проиграла?
— А это как посмотреть. За жизненный опыт, сколько ни плати, не переплатишь. А вообще-то я, конечно, проиграла. И причем по своей вине. Я еще, наверно, недостаточно квалифицированный следователь. Но я буду стараться.