Книга Плерома - Михаил Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло совсем немного времени, «минут пять» — решила про себя больная, и открылась дверь, и в палату вошел молодой мужчина. Среднего роста, среднего сложения и довольно-таки усредненного внешнего вида. Темный костюм, белая рубашка, но без галстука, то есть надо понимать, что намерения серьезные, но не вполне официальные. «Жених» — мелькнула в голове Любы мысль, ей самой показавшаяся донельзя глупой. Хотя на провинциального жениха вошедший действительно был похож. Только без цветов. Увидев, что его видят, он мягко, или вернее сказать, осторожно улыбнулся, отчего у него заострился кончик носа и появились резкие морщины в углах рта. А взгляд как был, так и остался застывшим, оловянным.
— Здравствуйте, Люба, — сделал несколько шагов к кровати. — Мое лицо вам незнакомо, не пытайтесь меня узнать.
В обычной ситуации Люба пожала бы плечами, мол, пожалуйста, но сейчас ничего не сделала. И не сказала. Он сел. Не нагло, не закинув ногу на ногу, ладони на коленях. Опять улыбнулся, снова заострился нос, прорезались морщины.
— Знаете, мне поручена весьма ответственная миссия… и я волнуюсь. Очень.
— Не волнуйтесь, — сказала Люба, не зная, имеет ли она право так говорить.
Молодой человек повозил ладонями по коленям.
— Вы, наверно, уже обратили внимание, что оказались в не совсем обычной ситуации.
Люба вдруг сильно заволновалась — вот оно! — мелькнула неоформленная мысль.
— Вас, небось, уже начало раздражать то, что вам ничего не хотят толком объяснить, да?
— Да, — прошептала девушка.
— Поверьте, это делалось, вернее, не делалось ради вашего блага. Вы находились в таком физическом состоянии, что сообщение вам всей правды могло бы плохо отразиться на вашем состоянии. Теперь вам стало лучше, врачи говорят, что вы достаточно крепки, окрепли, чтобы вам сообщить все.
Любе показалось, что у нее шевелятся волосы. Это было новое ощущение, приятное и неприятное одновременно.
— Говорите!
— Да, пора уж. Дело в том, Люба, что вы умерли. Вы умерли, а теперь оживлены. Вам говорили, что вы попали в ужасную ситуацию, это, в общем, верно, но это только часть правды.
— Я попала под автобус.
Вадим зажмурился, потер пальцами виски, потом за ушами.
— Пусть будет автобус, в том смысле, что конечно — автобус, только тут главное, что вы не просто очень сильно пострадали, а полностью погибли. Вы меня понимаете?
После короткого молчания Люба спросила.
— Я попала в реанимацию?
Вадим коротко и отрицательно помотал головой.
— Вы попали в могилу.
Девушка спросила с каким-то даже смешком в голосе.
— И надолго?
— Надолго.
— И какой же теперь год на дворе? — в голосе девушки прибавилось юмора, но вместе с ним чувствовался и опасно крепнущий надрыв.
— Поверьте, это теперь не имеет особого значения. Собственно, почти никакого не имеет. Теперь все очень и очень изменилось, мы теперь по-другому смотрим на многие вещи, особенно на само время, и поэтому…
Люба изо всех сил скосила взгляд в сторону прозрачного окна, словно там стараясь почерпнуть какую-нибудь подмогу или объяснение. Там ее глазам представилась картина, отнюдь не годная врачевать ее чувства. Над зеленой поляной, что располагалась между больничным корпусом и лесом, завис большой прогулочный геликоптер в виде ладьи с загнутыми кверху носом и кормою. Из его дна протянулась к земле полупрозрачная труба, похожая на аккуратный укрощенный смерч, и было видно, как по нему скользят вниз, намного медленней, чем это могло бы быть под воздействием земного тяготения, человеческие фигурки. Весело размахивая руками, кажется, еще и хохоча.
— Это что, фантастика? — тяжелым голосом, в котором смешивалась брезгливость с истерикой, спросила больная.
Вадим явно затруднялся, что ответить.
— Скажите, что это такое?! Скажите, или я…
Непонятно откуда появился в палате веселый врач и начал с озабоченным видом крутить переключатели на тумбе рядом с кроватью. Голос пациентки почти сразу стал смягчаться, слабнуть, и вскоре она уже счастливо спала.
Врач повернулся к Вадиму.
— Вам помощь не нужна?
Вытирая платком абсолютно мокрое лицо, «жених» спросил:
— Я все испортил, да?
— Нет, что вы. Для первого разговора очень даже ничего. Ни комы, ни обморока. Так, эмоциональный всплеск.
Валерик ждал его на первом этаже в громадном холле со стеклянной стеной, за которой безучастно стоял идеальный лес. Старик сидел в кресле с раскрытой газетой в руках. Проходившие мимо работники центра и посетители поглядывали на него, кто с иронической усмешкой, мол, какой пижон! кто, просто выпучив глаза.
— Документ эпохи? — равнодушно спросил Вадим.
— Ни в коем случае, — бодрый старик шумно свернул газетный лист, — это мы там у себя «в Сахаре», как у вас принято обобщать, затеяли настоящий «боевой листок светской хроники». От желающих понежиться в наборном цеху или поиграть пером, отбоя нет. Кое где ведь и рыцарские турниры устраивают, потом лечи их, а особенно лошадок. А тут полная безобидность. Но это ладно, что ты? Надо сказать, сеанс не затянулся.
Вадим опустился в соседнее кресло, свесил голову набок, рассматривая свое смутное отражение в начищенном до блеска мраморе.
— Не думал, что будет «так» трудно.
— Ну, братец, тут уж я тебя даже и успокаивать не стану. Хочешь иметь чистую карму — терпи. Твой крест.
— Мог бы не напоминать.
— Мог бы, мог бы.
— И потом, как это у тебя в одной куче и карма и крест?
— Да наплюй. Скажи лучше, что она из себя представляет?
Вадим медленно вернулся в вертикальное положение.
— В деле о ней изложено не слишком-то и подробно. Собственноручных документов всего около десятка. Три письма, обрывки записок, квитанции… Кажется, из тихонь. Не красотка, не уродка. Никаких особых способностей, таких в наше время называли хорошистками. Домашняя девочка. Вязание, варение. Да, ты знаешь, я ее толком и не рассмотрел, все за собой присматривал. Сам представлял для себя наибольший интерес.
— Это ты зря, никакие эксцессы с твоей стороны…
— Лучше тебя знаю, что опасаться было нечего, позаботились, но воображению не прикажешь.
Помолчали. Валерик двигал по отдельности бровями вверх — вниз, как бы взвешивая полученную информацию.
— Сколько лет?
— Двадцать два.
— Девственница?
— Да ладно тебе, Валерик!
— Что значит — да ладно!? Это самый корневой вопросец, всю дальнейшую тактику надо строить в зависимости от того, пускала она кого-нибудь себе под юбку или нет. Двадцать два года, тихоня, вязание, если еще и это…