Книга Главная роль 6 - Павел Смолин

полученный опыт и набрать пополнение. Особенно болезненный опыт принес отважный штурм замолкших пулеметных точек — храбрые колонисты в количестве четырех десятков человек нашли дымящиеся, исправные орудия, убедились в отсутствии откуда-то набравшихся технологий и смекалки негров, и тут грянул взрыв, разметавший по пальмам их и пулеметы.

Акции компании Родса рухнули почти вдвое, и наш герой воспользовался возможностью заиметь изрядный пакет — первая стычка обернулась провалом, но старина Сессил бился в приступах реваншизма и копил силы для кампании 1893-го года, обещая устроить отважным Матабеле геноцид. Ну а в Москву тем временем прибыло три десятка чернокожих юношей — принявшие Православие и показавшие лучшие результаты в изучении русского языка старшие сыновья работников русского анклава приехали учиться в новообразованный Университет Дружбы Народов. Не они одни — всего из Африки набрали под сотню студентов. Еще столько же — японцы. Полторы сотни — китайцы, оба народа предусмотрительно расселены подальше друг от дружки. Это уже дети жителей Николаевской губернии. Еще сто — юноши из Сиама. Две сотни — сборная солянка из Европы и полторы сотни финнов. Язык у всех так себе, поэтому хотя бы первый год придется их усиленно им пичкать. Разбавлять атмосферу и служить доминирующей, не допускающей сбоев в «дружбе народов» силой призваны служить пятьсот русских студентов. Инициатива широкой общественностью была встречена с одобрением — наш народ любит нести миру дружбу и взаимовыручку.

Под Рождество 1892 года народ увидел в газетах трогательное фото: на фоне храма в Гатчине в кресле сидел Император. По обе стороны от него — Дагмара и Оля. Миша стоит за спиной матери, за спиной Александра — Георгий. Рядом с ним — Великая Княжна Маргарита Федоровна с укутанным в пеленки, показывающим камере улыбающуюся мордашку Великим Князем Николаем Георгиевичем на руках. Фотография сопровождалась поздравлением Августейшей семьи подданным и друзьям Российской Империи.

Ну а первым большим поводом выпить в новом, 1893-м году, помимо стандартного набора праздников, стали новости о восшествии Кристиана и Ксюши на датский престол в начале февраля. «Похмелье» пришло в начале марта с новостями о запуске государственного органа со страшным названием «Госплан» и принятии Империей в работу Большого Пятилетнего Плана. Кокетливо повздыхав — попахать придется! — не боящееся труда коллективное бессознательное российского народа решило, что все-таки можно начать понемногу верить в светлое будущее: вон, даже конкретный план его строительства есть!

Глава 8

— Здравствуй, Федор! — поприветствовал я вернувшегося из очень долгой командировки филёра, с поклоном вошедшего в мой Гатчинский рабочий кабинет.

На дворе — сентябрь 1892 года, четыре месяца с момента гибели Альфреда Ротшильда и зятя Горация Гинцбурга — господина Сассуна суд приговорил к казни. Сам Гораций ныне сидит в крепости, потому что папочка на него успела набраться настолько эпичная, что следствие и разбирательства закончатся дай Бог к середине следующего года. Итоги демонстративной расправы над Натаном ныне изволят отдыхать в гостинице, но вскоре направятся ко мне на прием.

— Здравия желаю, Ваше Императорское Высочество! — бодро козырнул одетый в новенький гражданский костюм филёр.

Занятно получилось — я вообще планировал от мундиров для «Избы» отказаться, но это же, зараза такая, МУНДИР! Как без мундира-то? Этак никакого порядка не будет! И потом — у всех есть, а у нас — нет? Это ж смежники засмеют и за прокаженных держать станут! Пришлось ввести стандартные мундиры рабочего и парадного образца — в них, впрочем, почти не ходят, потому что работать нужно незаметно. Преобладающий «рабочий» оттенок — зеленый, как бы демонстрирует тягу к маскировке и «невидимый фронт», солдатами которого сотрудники «Избы» и являются.

— Присаживайся, — указал я на стул и пошел к бару. — Дело ты сделал, Федор, архиважное.

— Рад стараться, Ваше Императорское Высочество! — отрапортовал он и занял место гостя.

— Крупный торгово-банковский капитал, — я достал коньяк и наполнил им две рюмки. — Это самая богомерзкая сила в нашем мире. Им, Федор, на все, кроме прибылей, наплевать, — поставил угощение перед гостем, вошедший лакей Карл поставил перед нами блюдо с посыпанными кофе дольками лимона. — Вот ущемил я покойному Натану нос, а он — вот как нервно поступил.

— Не привык видно, Ваше Императорское Высочество, — с улыбкой предположил Федор.

— Не привык! — хохотнул я. — Помянем старую рептилию — в аду чай не сладко.

Выпили, закусили.

— Загорел, смотрю, — отметил я цветущий и отдохнувший вид экс-филера.

— Отдых в Крыму отменный, — отрекомендовал те края Федя. — Бассейнов понастроили, теперь даже на море ходить не приходится — лежи себе в теплой луже да коктейли цеди.

Пошла мода на бассейны получается. Потом и общественных настроим, под кружки и уроки физкультуры — дело полезное.

— Отдохнул, значит готов к дальнейшей работе на благо государства, — безапелляционно заявил я.

— Так точно, Ваше Императорское Высочество! — подскочил филёр.

— Не сразу, — махнул я рукой, и он плюхнулся обратно на стул. — Первое, — я вынул из ящика стола красную «корочку» с гербом Империи. — Поздравляю с получением капитанского чина.

— Рад стараться, Ваше Императорское Высочество! — с места козырнул Федя.

— Далее, — достал папочку. — Родина тех, кто ей пользу великую принес, ценит, посему жалует тебе дом в Москве, премию и потомственное дворянство в обход чина.

— Премного благодарен, Ваше Императорское Высочество!

— Теперь вставай, — улыбнулся я.

— Так точно! — подскочил он.

Прихватив коробочку, я подошел к капитану, прикрутил ему на грудь золотую звезду с надписью «За труды и Отечество» и пожал руку, торжественно прокомментировав:

— За особые заслуги перед Отечеством, от имени Его Императорского Величества, награждаю тебя орденом Святого Александра Невского.

— Служу Отечеству! — проникся капитан.

— Хорошо служишь, — поощрил я и пошел к своему креслу. — К сожалению, организовать подобающие торжества в твою честь мы не можем.

Зато я внес за капитана взнос в Капитул — четыреста рублей единовременно при получении «на дела богоугодные».

— Понимаю, Ваше Императорское Высочество! Не нужно — не ради торжеств полтора года пыль протирал.

— Орел! — одобрил я. — Новое назначение тебе, в Москву поедешь, поступаешь в личное распоряжение товарища Зубатова.

— Дозволено ли будет спросить, Ваше…

— Дозволено, — прервал я.

— Мне бы за границу, реальными делами заниматься, — тоскливо посмотрел он на меня.

Вошел во вкус.

— Через полгода, — пообещал