Книга Дар топора - Орнстейн Роберт

истории экономику благодаря жесткой стратификации общества. Необычайное, централизованно управляемое разделение труда породило экономику, состоявшую, по сути, из специализированных, эксклюзивных ремесел и крупных, контролируемых государством трудовых проектов, вроде создания сети ирригационных каналов, священных городов мертвых и пирамид. Достижения египтян не отличались оригинальностью и новизной, но были необыкновенно масштабными.

Династическое египетское государство знаменовало новую ступень в выражении власти. Установление контроля через технологии и письменность закрепило привилегированное положение грамотных. Пропасть между аристократической элитой и бесправным, пассивным населением поддерживалась как практикой, так и ритуалами. В свете этого не удивительно, что здесь, как и во всех древних обществах, первые формализованные центральной властью законы касались актов lese majeste (оскорбления власти).

Почти все технологические достижения были поставлены на службу правительству, помогая ему функционировать и контролировать общество. Письменность и математика обслуживали сбор налогов и организационные мероприятия. Специализированные металлургические ремесла создавали оружие и роскошные предметы поклонения. Знания календаря, астрономии и геометрии развивались исключительно ради осуществления ирригационных проектов или наделения властей магической силой предсказания затмений.

А затем, примерно 3600 лет назад, произошло событие, в огромной степени облегчившее процесс приобретения и применения знаний и в очередной раз изменившее западный образ мышления. Оно возвестило о начале конца тысячелетней надежды на традиции, ритуалы и божественную власть. Новый продукт Создателей топора избавил правителей от каких бы то ни было ограничений свободы действий, которые могла налагать устная традиция, потому что значительно упростил и облегчил управление следующими одна за другой инновациями и переменами. Этим продуктом был новый вид письменности, представлявший собой первую, по-настоящему ясную и понятную систему общения, применимую к любому языку. Это был алфавит.

Впервые он появляется на одном из заморских египетских предприятий, шахте по добыче бирюзы в горах южной части Синайского полуострова, в местечке, которое сейчас называется Серабит-эль-Хадем. Комплекс зданий включал в себя храм богини Хатор, покровительницы бирюзы, и большое строение, состоявшее из внутреннего двора, святилищ, купален и солдатских казарм. Работали на шахте преимущественно рабы-семиты, а управляли предприятием ханаане, говорившие на одном из близких древнееврейскому семитских языков.

Специалисты-ханаане обучались в египетском коммерческом центре и, скорее всего, имели представление об основных торговых формах письменности того времени – иероглифах и пиктограммах, – ни одна из которых не подходила их языку, слишком сложному и трудному в написании. Возможно, именно поиск более легкого способа ведения дел натолкнул кого-то из ханаан на упрощенную форму выражения. Или же изобретение было сделано где-то еще, а на Синай его занес кто-то из рабочих. Так или иначе, независимо от того, кто стал автором идеи и какую цель он преследовал, новшество едва ли не мгновенно облегчило ведение торговли и технический прогресс.

Египтяне (как и месопотамцы, критяне, киприоты и западные семитские народы) уже начали сокращать сложные формы рисуночного письма, пользуясь слоговой азбукой. Слоговая азбука позволяет уменьшить количество знаков через принятие общего знака для всех вариантов одного согласного. Такой способ значительно облегчил, например, использование египетских иероглифов, которых насчитывалось не менее 700. Слоговая азбука получалась так: знак, обозначающий слово, содержащее соответствующий согласный звук, становился общим обозначением этого звука, где бы он ни встречался (например, «майем», волнистый знак воды, представлял еще и букву «М», потому что слово содержало звук «М»).

Использованию слоговой азбуки в других языках мешало то, что в египетском, например, для выражения всех возможных модификаций согласного и гласного («ма», «мо», «ми» и т. д.) употреблялось 24 знака и еще 80 представляли пару согласных с вариациями двух гласных («тими», «тама», «тима» и т. д.). А так как некоторые гласные звуки были не совсем простыми или присутствовали только в каком-то одном языке, то для правильного воспроизведения звука читателю требовалось знать язык. Возникало что-то вроде лингвистической уловки-22.

Синайский писец, вероятно, усовершенствовал известную ему слоговую азбуку (возможно, западносемитскую, применявшуюся в финикийском, иврите и арамейском), упростив ее и сократив число необходимых букв. Он просто убрал модифицированные формы. Таким образом, письменная транскрипция звуковой системы могла удовлетворить потребности любого языка, без обязательной ссылки на полный набор пиктографических знаков, из которых складывалось слово.

Обнаруженные в Серабит-эль-Хадеме знаки выцарапаны на известняковых плитах и представляют собой буквы, написанные плавным, непринужденным стилем, характерным скорее для кисточки и чернил, чем для резьбы по камню. Неизвестный ханаанский Создатель топора изобрел первый настоящий алфавит для того, чтобы облегчить деловое общение между представителями разных языковых групп, но когда этот новый способ письма наконец достиг Греции, он превратился в нечто большее, положив начало современному мышлению.

Таким образом, на протяжении почти 10 тысяч лет – от первых поселений земледельцев до изобретения чисел и алфавита – иерархи употребляли дары Создателей топора для поддержания, укрепления и централизации своей власти над обществом, в то же самое время, обеспечивая все возрастающее число его членов средствами, позволявшими вести более полную и материально обеспеченную жизнь. Однако все это время продолжала расширяться пропасть между меньшинством, владевшим эзотерическими знаниями, даровавшими возможность разделять и контролировать общество, и большинством, ими не обладавшим. И хотя на всем временном отрезке от шаманского жезла до алфавита процесс изготовления орудий и инструментов сопровождался увеличением объема становившихся доступными знаний, нужно помнить, что этот доступ был открыт лишь крохотной части населения.

По мере расширения знаний развивались и эзотерические практики, углублялась специализация. Самое главное, увеличившиеся знания создавали более сложные общества и виды деятельности, что требовало еще более тщательного управления. Последствия социального упадка для густонаселенного месопотамского города, обеспечение которого продовольствием зависело от организационной слаженности и согласованности, были потенциально куда опасней, чем для маленькой, не скованной границами группы охотников и собирателей, живших десятью тысячами лет раньше. Кроме того, перспективы безопасности и непрерывности привлекали не только тех немногих, кто получал огромные выгоды от концентрации рабочей силы в пределах городских стен, но и громадную массу черни, существовавшей на опасной черте между пиром и голодом, ограниченной теми же стенами и отрезанной от источников пищи и одежды. В этих условиях прагматизм диктовал подчинение и послушание. Вы скажете, дьявол.

Уже к тому времени дары Создателей топора наделили нас способностью творить чудеса. Мы воспользовались ими, чтобы выйти из джунглей, обосноваться сначала в небольших, относительно сытых земледельческих поселениях, а затем перебраться в большие, упорядоченные города. Там, в обмен на безопасность и защиту, собственность и пищу, мы расстались с тем, чем обладали древние охотники и собиратели – со свободой передвижения и правом менять своих вождей, приняв власть династий, правивших по божественному праву и ограничивавших наше поведение законами.

Сосредоточенные по городам и принадлежащие им, связанные строгими требованиями, мы были готовы к следующей великой