Книга Восемь Драконов и Серебряная Змея - Евгений Чепурный

мы больше не незнакомцы. Не хотите ли скрасить дорожную скуку беседой? В доброй компании путь становится короче, а еда — слаще.

— Нет, — нарочито ровным тоном ответила Му Ваньцин, и замолчала. Шэчи предвкушающе улыбнулся. Он с самого начала не рассчитывал на мирный разговор, и собирался расшевелить нелюдимую воительницу самым простым способом — выведя ее из себя.

— Я знавал одну деву, что носила похожую вуаль, — заметил он отстраненно. — Она считала, что прикрывая нижнюю половину лица, придает своему облику таинственности, и была целиком и полностью права. К великому сожалению для всех, привлеченных ее загадочностью, в скрываемую вуалью тайну входила огромная бородавка, что торчала на лице той девы, словно второй нос, и была волосатее многих мужских усов. Не нужно было даже поднимать вуаль, чтобы заметить эту прискорбную черту — деве достаточно было запрокинуть голову, как если бы она громко смеялась. Не могли бы вы наклониться чуть назад, юная госпожа Му?..

Инь Шэчи заметил резкое, слитное движение юной воительницы только потому, что был к нему готов, и даже ждал его. Несмотря на это, атака Му Ваньцин едва не достигла цели. Развернувшись на стуле, девушка вскинула правую руку, и одна из медных трубок на ее предплечье выплюнула короткую стальную стрелку, целившую Шэчи прямиком в лицо.

Му Ваньцин не сдерживает гнев

Сталь зазвенела о сталь — острие тайного оружия Му Ваньцин ударило в плоскость лезвия меча Инь Шэчи, наполовину вынутого из ножен. Тут же, он вынужденно отступил, прянув назад в длинном прыжке — девушка, рванув свой меч из ножен, набросилась на Шэчи, словно рассвирепевшая тигрица. Сталь ее клинка опасно свистела, снова и снова пластая воздух в стремительных ударах, бьющих точно и смертоносно. Задумка юноши, пожелавшего разозлить Му Ваньцин, увенчалась полным успехом. Инь Шэчи едва успевал отражать сыплющиеся на него удары клинком меча и ножнами — ему никак не удавалось полностью освободить свое оружие. Не мог он и ускользнуть техникой передвижения — разъяренная воительница неотступно преследовала его, быстрая и ловкая, не отставая ни на шаг, и непрерывно атакуя. Ее короткий меч словно превратился в вихрь серебряных взблесков, окруживших Шэчи смертельно опасным частоколом.

Приметив позади себя одну из опор навеса-кухоньки, юноша направил свой следующий прыжок к ней, и в полете зацепился за бамбуковый столб носком сапога. Крутанувшись вокруг опоры, Шэчи оказался за спиной не успевающей затормозить девушки, и, пока она разворачивалась, поспешно отступил, на ходу выхватывая меч. Они замерли друг напротив друга, выставив перед собой клинки.

— Убирайся прочь, — прошипела Му Ваньцин, — иначе я отрежу тебе уши, — ее тонкие брови гневно сошлись к переносице, но глаза не выражали ярости — скорее, недовольную обиду.

— К чему эта злость, юная госпожа Му? — улыбнулся Инь Шэчи, не скрывая насмешки. — Я ведь совсем не хотел вас оскорбить. Уверен, ваш лик под вуалью прекрасен и чист. Но, раз уж вы решили обменяться со мной воинским опытом, я буду рад принять ваши наставления, — едва договорив, он бросился в атаку.

Его меч разразился ливнем быстрых уколов, ничуть не уступая короткому клинку Му Ваньцин в скорости движений. Роли поединщиков поменялись на строго противоположные — теперь, Шэчи непрерывно атаковал, не давая юной воительнице и мгновения передышки, угрожая ей клинком со всех возможных направлений, и удерживая ее на расстоянии более длинным оружием. Девушке ничего не оставалось, кроме как уйти в глухую защиту — все ее попытки сблизиться, и атаковать, встречало острие меча ее противника.

Стремясь переломить ход боя, Му Ваньцин вновь попыталась использовать тайное оружие. Ее наручный стреломет выпустил свой снаряд с безошибочной точностью, но Инь Шэчи отмахнулся от стальной стрелки небрежным движением, тут же перешедшим в атакующий бросок. Острие его меча сверкнуло неотразимой молнией, и проникло сквозь защиту воительницы, нанеся один-единственный удар, точный и резкий. Едва завершив это быстрое движение, юноша отступил и замер на месте, опустив меч, и предвкушающе улыбаясь. Му Ваньцин также остановилась, непонимающе глядя на противника, доселе не прекращавшего атак. Непонимание исчезло из ее глаз, когда она почувствовала легкий ветерок, коснувшийся ее щеки.

Меч Инь Шэчи ударил с непревзойденной точностью — и близко не коснувшись плоти девушки, он разрезал тонкую ткань ее вуали, что сейчас падала к ногам юной воительницы. Шэчи открыл было рот для очередной насмешки, но подавился воздухом. Лишившись своей тканевой защиты, лик Му Ваньцин захватил все его внимание, до последней капли. Карие глаза девушки, глубокие и ясные, блестели растерянностью, крылья ее изящного, безупречно прямого носа слегка подрагивали, а чуть приоткрытый рот обнажил белизну зубов; Инь Шэчи неотрывно глядел, и не мог наглядеться на строгие линии ее щек, мягкую округлость подбородка, и полные, нежно-розовые губы, в своей свежести подобные двум лепесткам розы, или же прекрасному коралловому украшению.

Когда вуаль пала

Девушка опомнилась быстро — растерянность в ее глазах сменилась искренней обидой, и, шагнув вперед, она ударила, точно и сильно, целясь в левую сторону груди Инь Шэчи. Тот не двинулся с места, и не поднял меча; он не шелохнулся, даже когда острие клинка Му Ваньцин вонзилось в его плоть. Юная воительница испуганно охнула, и замерла, судорожно сжимая оружие, поразившее Шэчи. Тот, словно в ответ на звук ее голоса, заговорил, не обращая внимания ни на пронзивший его меч, ни на обильно текущую кровь, что напитывала багрянцем белый шелк его халата.

— Я искал красоту в домах вельмож, беседуя об искусствах с дочерьми знатных семейств, — промолвил он, глухо и хрипло. — Я искал ее в домах увеселений, среди знаменитых куртизанок. Я пытался увидеть ее в путешественницах из дальних стран, и в юных крестьянских девах, еще не согбенных тяжкой работой. Но я никогда бы не подумал, что в странствии по рекам и озерам встречу ту единственную, ради одного взгляда которой стоит разрушать города, а ради второго — опустошать царства[2], — он шумно вздохнул, не отрывая глаз от лица девушки, вновь преисполнившегося растерянности.

— Кто же знал, что невзрачный кусок ткани скрывает несравненную красоту, — выдохнул он. — Все женщины мира — жалкие дурнушки рядом с тобой, Му Ваньцин. Даже богини не ровня твоей прелести. Ты прекраснее Гуаньинь, Чанъэ, и Сиванму[3] вместе взятых. Я ослеплен тобой, словно спустившимся с небес солнцем. Сами звезды тусклы и блеклы в сравнении с