Книга Инквизитор. Раубриттер - Борис Конофальский

Даже если предложение ему будет делать второй человек в графстве, тот, кто через какое-то время сам будет графом. Будет слушать и думать. Это предложение ему, конечно, льстит, но чудом… Нет, чудом для него оно уже не было. Это предложение стало для него подтверждением его нынешнего статуса. И уж точно он не собирался, обливаясь слезами, кидаться лобзать руку молодого графа как благодетеля. Он молчал, сидел и ждал продолжения. И, видя, что кавалер никак не реагирует на его слова, граф посмотрел на канцлера, как бы передавая тому право дальше вести беседу. Канцлер в свою очередь достал лист бумаги и спросил у Волкова:

— Желает ли кавалер знать наше предложение?

— Желаю, — просто ответил Волков.

— Прекрасно, — сказал канцлер и начал читать. — В приданое за девицей Элеонорой Августой фон Мален дано будет: карета, четверка добрых коней без болезней и изъянов, сервиз из четырех тарелок из серебра, четырех кубков из серебра, четырех вилок с серебряными рукоятями, четырех ножей с серебряными рукоятями, кувшин и два подноса из серебра. Дано будет двенадцать перин пуха тонкого и двенадцать подушек. Двенадцать простыней батистовых и две атласные. Покрывала атласных два и одно меховое, беличье.

Канцлер поднял глаза от бумаги.

— Из белки красной, — и продолжил читать: — Шубы две. Бархата два отреза. Шелка два отреза. Парчи тоже два отреза, красный и синий. Батиста для нижних рубах и юбок восемь отрезов. Кружев один отрез. Вина доброго десятилетнего шесть двадцативедерных бочек. Масла оливкового две двадцативедерных бочки. Также в приданое будет дан за девицей фон Мален десяток коров хороших с бычком. Пять свиней хороших с боровом. Десять коз с козлом. Десять овец тонкорунных с бараном. Четыре крепких мерина и две большие телеги. Медная ванна, два медных кувшина, два чана больших, два медных таза, двадцать полотенец.

Тут канцлер опять сделал паузу. Он опять поглядел на Волкова и, опять не найдя в его лице каких либо эмоций и не услыхав от него вопросов, продолжил:

— Ко двору жениха будет передано в крепость четыре мужика дворовых, без изъянов, здоровых, не старше сорока годов. И будет передано в крепость четыре дворовые девки без изъянов и болезней, не старше сорока годов. Так же в содержание невесты будет передано тысяча талеров серебра чеканки земли Ребенрее. А жениху от дома Маленов будет дано шестьсот гульденов золотом в приз по свершению таинства венчания.

На этом канцлер закончил, он положил лист бумаги на стол перед Волковым. Но тот бумагу не трогал, а взял ее брат Семион. И, не читая ее, даже не заглядывая в нее, сразу задал вопрос, как раз тот, который хотел бы задать кавалер:

— Уделов и сел за невестой не будет? Полей, покосов, выпасов, лугов или, может, лесов? Ничего?

— Ничего такого, — сказал молодой граф. — Только то, что в списке. Поместий лишних у фамилии нет. Они все и так оспариваются моими братьями и другими родственниками. — Девица рода фон Мален — и так награда немалая, многие бы взяли ее и без приданого, только за кровь и честь.

— С этим я согласен, — наконец произнес Волков. — Я и сам считаю, что фамилия Мален оказывает мне честь, предлагая свою девицу мне в жены.

Все, кто сидел напротив, закивали головами, даже нотариус, и тот мотал головой.

— Но мне надобно время, чтобы подумать, — продолжал Волков. — Никто из вас, господа, не будет осуждать меня, если попрошу время на размышление?

— Нет-нет, никто вас не осудит, — сказал графа. — Это у холопов женитьбы — дело веселое.

— Да, чего им, попа позвали, пива выпили да и легли под куст, — смеялся канцлер. — А может, и попа звать не стали.

Все смеялись, атмосфера явно пересовала быть сугубо деловой.

— Да, — соглашался граф, — у холопов жизнь проста и легка, женись на том, кто приглянулся, а для нас брак — это политика. Мы были бы рады видеть столь сильного мужа, как вы, в нашей фамилии. Да и вы, наверное, хотели бы видеть в родственниках графа.

— Не стану врать, об этом и не мечтал я даже, — сказал Волков.

— Так соглашайтесь, и граф вам будет отцом названным, а я названным старшим братом, — продолжал граф.

— Еще раз прошу у вас времени на раздумье, — отвечал ему кавалер.

— Конечно-конечно, мы все понимаем, — улыбался фон Мален.

А канцлер, также улыбаясь, добавлял:

— Только хотелось бы нам услышать ваш ответ до конца уборочной, до фестивалей у мужиков. А уборочная уже начинается, вам две недели хватит на раздумья?

— Хватит.

— Что ж, тогда будем ждать вашего решения, — сказал канцлер. — А если по приданому у вас будут какие-то пожелания, то мы готовы рассмотреть их.

— Я за две недели все обдумаю и сообщу вам.

Все стали вставать из-за стола, раскланиваться. А на выходе его ждала Элеонора Августа с теми же женщинами. Элеонора снова почти уселась на пол, когда он вошел в комнату. Но на сей раз он не прошел мимо, а подошел к ней, взял за руку и помог подняться.

Она все равно не поднимала глаз, смотрела в пол.

— Вы знаете, о чем я говорил сейчас с вашим братом? — спросил Волков у нее.

— Знаю, — тихо отвечала девушка.

— Желаете ли, что бы это случилось?

— Жены из рода Маленов не желают ничего, чего бы не желали их отцы, братья и мужья, — нравоучительно сказала дородная дама.

Но Волков и не глянул на нее, он ждал ответа от Элеоноры.

— Что угодно папеньке, то угодно и мне, — наконец ответила та и подняла на него глаза.

И кавалер вдруг понял, что она на его вкус совсем не красива. Куда ей до Брунхильды?

— Хорошо, — сказал он, — этого для меня довольно. До свидания.

Он шел вниз по лестнице и думал о словах этой женщины, а монах шел и говорил:

— Теперь ясно, зачем сюда епископ приезжал, зачем на разговор графа звал.

Волков остановился, повернулся к нему так быстро, что монах едва не налетел на него:

— Так ты думаешь, это затея епископа?

— Да уж не мгновения не сомневаюсь, — отвечал брат Семион. — Да и дочка графа в девках засиделась, Малены тоже рады будут, тут все одно к оному. А вам и приданое давать не нужно, и так возьмете.

Вы ж не откажитесь от нее.

— А зачем это епископу? — не понимал Волков.

— Да как же зачем, господин, тут же все на поверхности лежит, — искренне удивлялся монах. — Вы свару с кантоном затеете, герцог на вас обозлиться, решит покарать или в тюрьму бросить, а граф, родственничек ваш, выгораживать вас станет. А как вас не выгораживать, если вы муж его дочери? Нет, епископ хоть стар, а наперед смотрит. Он вам опору готовит в графстве.

— Чертовы попы, — произнес Волков.

Он буквально почувствовал, как его толкают в спину, приговаривая: