Книга Портрет обнаженной - Геннадий Сорокин

– Что? Я ничего не поняла. При чем тут американский президент?

– Рита, иди, подписи собирай. Мне работать надо. Ко мне сейчас свидетель придет.

Самородова недовольно фыркнула и вышла из кабинета. Я посмотрел ей вслед и представил, как сидит за праздничным столом Генеральный секретарь ЦК КПСС с соратниками и друзьями, коньячок попивает, черной икрой закусывает.

– Михаил Сергеевич, – обращается к нему кто-то из обслуживающего персонала, – тут для вас письмо. Народ просит послабление со спиртным сделать, дополнительные винно-водочные отделы в магазинах открыть.

– Ни в коем случае! – грозит пальцем Горбачев. – Народ должен работать, на митинги ходить, в общественной жизни участвовать, а не пьянствовать целыми днями. Спиртное еще никого до добра не доводило. Так, товарищи?

– Конечно, так! – единодушно поддерживают главу партии соратники, чокаются бокалами и выпивают за перестройку и новое мышление.

9

Елена Чистякова была внешне очень похожа на брата, правда, не такая высокая и длиннорукая. Черты ее лица были приятнее: глаза не навыкате, губы нормальной толщины. Она носила длинную челку, зачесанную набок, что придавало ей некоторую провинциальность: у всех городских девушек – современные прически, а у Чистяковой как была в начальной школе челка набок, так и осталась. Во время разговора Елена вела себя раскованно – чувствовалось, что брат охарактеризовал меня с наилучшей стороны.

Чистякова больше часа рассказывала о событиях в квартире Луизы. Она подробно описала, кто во что был одет, о чем говорили за столом, в какой момент Каретина ушла в спальню, как был обнаружен ее труп.

– Если бы вы знали, как я визжала! – закончила свой рассказ Чистякова. – У меня до сих пор мой визг в ушах стоит.

Она глубоко вдохнула и вполголоса выдала:

– А-а-а! Как-то так я визжала, пока мне Леха рот не заткнул.

– Будем считать, что финальную точку ты поставила, – сказал я. – Теперь от действия перейдем к участникам. Начнем с застолья. По какому поводу вы собрались такой разношерстной компанией: о студии поговорить или просто повеселиться?

– Ой, тогда не с 7 ноября надо рассказывать. Это все раньше началось. Вы про Пашу Волкова знаете? Он мой одногруппник. Несколько лет назад Волков тесно сошелся с Каретиной и Осмоловским. Он рисовал картины, Луиза ему позировала, а Осмоловский продавал. Пока они были вместе – ни в чем себе не отказывали. На день рождения Вали Шершневой Луиза подарила ей золотое колечко. Вы представляете, о чем речь идет? Я с родителей после окончания школы не смогла нормальные серьги вытрясти. Говорят: «Работать пойдешь, сама купишь». А тут просто так – подружке колечко! Представляете, какие деньги они с картин имели? Луиза только-только школу закончила, а уже такие подарки делала. Не букет цветов подарила, не заколку, а настоящее золотое колечко. Валя сейчас носит его, не снимая, чтобы все видели, как Луиза ее любила. Весной этого года Волков застал Луизу и Осмоловского в интимной обстановке. В училище вначале говорили, что Луиза и Осмоловский просто стояли у окна, а Волков черт знает что подумал и приревновал Каретину к преподавателю. Потом, когда Пашу отчислили, стали говорить, что он их чуть ли не с кровати поднял. Как там было дело, я не знаю, но у Волкова пропало вдохновение. Без Волкова их союз распался: Осмоловскому стало нечего продавать, а Луиза никак не могла найти мастера, который бы смог рисовать «ожившие» картины с ее участием. Наверное, из-за денег или из-за Волкова Луиза поссорилась с Осмоловским и решила организовать свою студию. Деньги на аренду помещения у нее были, оставалось найти первоначальный состав участников. На 7 ноября Каретина собрала нас поговорить о новой студии и заручиться нашей поддержкой: мы на первом этапе будем ее сподвижниками и пригласим в студию своих знакомых.

– Что-то мне идея с новой студией не совсем понятна. Аренда помещения, холсты, краски – все это потребует приличных затрат. А что взамен?

– Каретина собиралась через студию найти талантливого художника, который бы заменил Волкова. Философский закон «перехода количества в качество»: чем больше учеников побывает в студии, тем быстрее отыщется самородок, равный по таланту Волкову.

– Это вы в училище так основательно философию изучаете? – удивился я.

– Про количество и качество нам Луиза рассказала, мне эти законы философии даром не нужны.

Чистякова задумалась на минуту, забавно поморщила носик, пытаясь что-то вспомнить, и обрадованно воскликнула:

– Вы меня совсем запутали! Мы философию в училище не изучали. У нас нет такого предмета.

– Странный у тебя подход к учебе, – поразился я. – Ты даже не помнишь, какие предметы у вас есть, а каких нет. Как же ты собираешься диплом защищать?

– Как все – перепишу дипломную работу у выпускников 1980 года и защищу. Вы же не думаете, что я хочу великим художником-декоратором стать? Я им никогда не стану. Я и в училище-то пошла, только чтобы родичи ныть перестали. «Сейчас без диплома никуда не возьмут!» – передразнила она кого-то из родителей. – Я как десять классов окончила, прикинула, куда пойти, и решила – в художественное училище. Оно ближе других к дому стоит, и рисовать я умею. В институте муторно учиться, а у нас – самое то: полдня дурака повалял и свободен!

– Ты по профессии работать собираешься? – Я отвлекся от темы допроса.

Она пожала плечами:

– Не знаю. На последнем курсе постараюсь вый- ти замуж, чтобы по распределению в провинцию не отправили, а там – как получится.

– Ты за Долженко замуж собралась? – спросил я, припомнив распределение пар в квартире Каретиной.

– Нет, конечно! Его после училища в армию заберут. Я что, два года должна его ждать? Так вся молодость пройдет, оглянуться не успеешь, уже старость наступит. Я на два года подписываться не хочу. Все равно не дождусь, так зачем самой себе проблемы создавать?

– Погоди, – не удержался я. – А сейчас?

– Ну, сейчас… – протянула Чистякова и одарила меня наигранно-смущенной улыбкой, в которой я должен был прочитать: «Вы же взрослый человек, сами все понимаете. Какая любовь в наше время? Встретились, уединились, успокоили гормональный бунт, а назавтра разбежались и забыли, как друг друга зовут. Сейчас все так живут, никто любовью голову не забивает».

– Поговорим о гостях, – вернулся я к теме допроса. – Кто-нибудь вел себя необычно?

– Луиза хотела посмотреть, как мы отреагируем на ее решение о новой студии. По большому счету, ее интересовало мое мнение, Лапшиной и Веселова. Мы одногруппники, и Луиза надеялась, что через нас она поймет, как остальные воспримут ее затею. Мы, естественно, поддержали и заверили, что в свободное время будем посещать ее студию. Мой парень, Леха, тоже рисовать умеет и раньше ходил к Осмоловскому. Через него Каретина надеялась привлечь к себе тех начинающих художников, которые ушли из «Возрождения» из-за разногласий с Осмоловским. А таких немало, только я человек десять знаю. В основном все покинули студию после того, как Осмоловский сосредоточился на Волкове. Кому охота посещать занятия, когда на тебя не обращают внимания? Как мой брат попал на праздник, вы знаете? Я сказала о нем Луизе, она говорит: «Приводи, а то одни девчонки соберутся, скучно будет». Остаются еще два человека, которым эта студия была до лампочки: Шершнева и Кутикова. С Валей все понятно – она у Каретиной незаменимая подруга. Луиза в быту девушка неприспособленная, сама даже салат настрогать не сможет, а Валя на все руки мастерица: и на стол накроет, и посуду после гостей помоет. Теперь Света… Можно я закурю? – неожиданно попросила Чистякова.