Книга Квартирный вопрос - Екатерина Риз

— Димка и не позвонит? Отстать, Жень. Объявится. Он тебя специально маринует, чтобы ты вину свою прочувствовала. А ты чувствуешь?

Я с ответом медлила, и Сонька удовлетворённо хмыкнула.

— И правильно. Пусть хоть раз он к тебе на коленях приползёт. А ты его сапогом по наглой роже.

— Соня, каким сапогом? Лето на улице.

— Я бы на твоём месте специально надела. И со шпилькой, чтобы мало не показалось.

— Какая ты кровожадная. В кого только не понятно.

— Почему это непонятно? У меня дедушка хирургом был, забыла?

— А бабушка медсестрой. Добрее надо быть к людям, Соня.

— Ну да, а они на шею потом садятся. Чем ты занимаешься одна?

— Я? — У меня возник соблазн взять и Соньке всё рассказать. Про проблемы с квартирой, про всю эту афёру, а главное, про Глеба, который, в данный момент, за хлебом в магазин отправился. Вот это обстоятельство меня больше всего и смущало. Я расскажу, а подружка завопит, через секунду в унисон с дядей: "Вызывай милицию! Где он сейчас? Далеко от тебя?", а я что скажу? За хлебом пошёл?

Закрыла глаза и соврала подружке, надеясь, что мне не придётся вскоре об этом пожалеть:

— Картину заканчиваю. В блаженной тишине.

— Ну-ну, — хмыкнула Сонька, а на прощание довольно грозно добавила: — И не смей ему звонить! Хоть в этот раз первой не звони!

— Слушаюсь и повинуюсь, — пробормотала я, а когда передо мной, как по волшебству, в воздухе возник шуршащий пакет из соседнего супермаркета, натурально схватилась за сердце. — О Господи!.. Ты что? Я чуть не умерла!

— Испугалась? — довольно радостно рассмеялся Глеб. — С кем болтала? Кому ты повинуешься?

— А тебе всё знать надо!.. — А пихнула его локтем. Он отошёл, конечно, сразу, а мне вдруг жарко так стало, заволновалась неожиданно и быстренько на Мартынова оглянулась через плечо. Он пакет с хлебом оставил на столе, а сам развалился на диване. С хрустом потянулся и зевнул. Наблюдать за ним было очень странно, просто видеть его и то странно, а уж наблюдать, как он потягивается, как у себя дома…

— И что ты с ними делаешь? — спросил он, и я отвлеклась от своих мыслей.

— С кем?

— С картинами.

Я пожала плечами.

— Продаю.

— И покупают?

— Иногда.

— Хороший бизнес?

— Это не бизнес, это искусство.

Глеб недоверчиво усмехнулся.

— Искусства без бизнеса уже давно не бывает, детка.

— Я тебе не детка. А вот чем занимаешь ты, мне интересно?

Он откинул голову назад, чтобы видеть меня и широко улыбнулся.

— Правда, интересно?

Я нахмурилась.

— Почему-то мне не нравится, как ты улыбаешься.

— Что очень и очень странно. Обычно женщины от меня в восторге.

Я фыркнула.

— Так я тебе и поверила.

— А почему нет? Я очень даже милый… бываю иногда.

— Рада за всех твоих женщин. А на вопрос ты мой так и не ответил. Чем занимаетесь, Глеб Степанович?

Он даже сел и уставился на меня с неподдельным любопытством. Я под его взглядом занервничала.

— Что ты смотришь?

Мартынов хмыкнул.

— Не стыдно по чужим сумкам лазить?

Вся краска бросилась мне в лицо, я чуть нож не выронила. Уткнулась взглядом в тарелку с салатом, нервно повела плечами, а потом совершенно фальшивым и от того противным тоном, проговорила:

— Не понимаю, о чём ты говоришь.

Глеб разулыбался.

— Конечно. Что ещё ты вычитала в моём паспорте?

Я перестала притворяться и прямо взглянула на него, правда, щёки так и пылали, но с этим ничего невозможно было поделать.

— Ты прописан в Москве! Вот и отправляйся по месту прописки!

— А где прописана ты? Здесь?

Я замолчала. Прописана я здесь не была, по крайней мере, пока. Но это не даёт ему права…

— Ты же москвич! Здесь-то тебе что надо?

— Я не москвич, просто там у меня есть жильё. Какое — никакое. А как появилась возможность, я решил перебраться туда, где потише. А в этом городе мне нравится. Старинный город, красивый, уютный. Надо думать о старости.

Я пренебрежительно фыркнула.

— Тебе всего тридцать три, какая старость.

Глеб вдруг расхохотался.

— Кажется, ты проявила большой интерес к моей скромной персоне.

— Просто мне нужно знать, что за тип появился в моей квартире. Может, ты маньяк?

Он почесал кончик носа.

— Такое мне говорили.

— Ой, замолчи. Хвастун.

— Вот уж чего нет, того нет! Ничего не придумываю, только правду говорю.

Обедать мы сели через час. Всё это время я гордо отмалчивалась, обидевшись на прозорливость Глеба и на то, что он не упускал возможности меня смутить. Мартынов с аппетитом поедал ростбиф и непонимающе посматривал на меня, пока я гоняла по тарелке два листика салата и четвертинку помидоры. В итоге, даже головой качнул и подложил себе мяса.

— Что ты над собой издеваешься? — поинтересовался он.

— Почему это я издеваюсь?

— Не знаю почему. — И пакостно улыбнулся. — Знаешь, как вкусно?

Я не потрудилась ответить. Глеб доел, поднялся и отнёс тарелку в раковину. Я проследила за ним взглядом.

— Никогда не понимал эту привычку худеть, — заявил он, ставя чайник на газ. — И ладно бы что-то лишнее убирали. А то всё нужное исчезает. Я вот думаю…

— А вот я думаю, — невежливо перебила я его, — что ты думаешь о чём угодно, только не о деле!

— Почему? Я всегда о деле думаю. Только это не всегда заметно с первого взгляда.

Я недоверчиво хмыкнула.

— И что же ты думаешь?

— Что нужно найти одну Галкину подружку. Я видел её пару раз, кажется, её зовут Наташа.

— Кажется?

— Ну, или Надя. Что-то на Н.

— Что-то мне не хорошо.

— Это от голода, — авторитетно заявил Глеб. — Я купил курабье, я обожаю курабье. Сейчас мы его с тобой…

— Ты хоть знаешь, сколько в нём калорий?

— Я не предлагаю тебе калории, я предлагаю тебе курабье. Ты знаешь, что это такое? Сладкое, рассыпчатое, тает во рту, а сверху капелька джема…

— Прекрати, — застонала я.

Он рассмеялся.

— Я не понимаю, если ты не ешь, то зачем пироги печёшь?