Книга И снова Оливия - Элизабет Страут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кайли посмотрела на Бренду, на темные круги у нее под глазами и припомнила, как та говорила матери: «Он хочет меня постоянно, и меня уже от этого тошнит».
– Бренда, я люблю тебя, – тихо сказала Кайли.
– И мы все тебя любим. А теперь послушай меня, детка. – Бренда помолчала, а затем сказала таким тоном, будто доверяла сестре великую тайну: – Ты умная, детка. Ты это знаешь, так ведь? Мы, остальные сестры, больше похожи на маму. – Она приложила палец к губам, давая понять, что эту информацию лучше держать в секрете. – Но ты пошла в папу. Ты умная. Поэтому, Кайли, лапа, просто продолжай хорошо учиться, и у тебя будет будущее. Настоящее будущее.
– Что значит «настоящее будущее»?
– Ну, ты сможешь стать врачом, Кайли, или медсестрой, или еще кем-то значительным.
– Ты серьезно?
– Еще как серьезно, – ответила Бренда.
* * *
На следующий день, когда мать ушла на работу, Кайли вынула из стенного шкафа конверты с наличными и долго бродила по дому, выискивая, куда бы их перепрятать, пока ее взгляд не упал на пианино. Она открыла верхнюю крышку и сбросила пакеты вниз, наблюдая, как они падают на дно позади струн. Кайли представления не имела, каким образом она извлечет их обратно, но там они были в целости и сохранности; на пианино она играть перестала.
От матери она больше ничего не ждала. И когда мать вдруг начала дружелюбно беседовать с ней – изредка по вечерам, – изумленная Кайли ответила ей тем же. В один из вечеров она рассказала матери о мисс Минни, и мать слушала, не перебивая. Мать говорила о разных пациентах, приходивших к дантисту, у которого она работала, и Кайли ее тоже внимательно слушала. И находила их нынешнее сосуществование вполне сносным.
Вот почему в субботу, когда Кайли, вернувшись из пончиковой и войдя в гостиную, увидела – будто человека, лишившегося передних зубов, – пустое пространство вместо пианино, она была настолько ошарашена, что поначалу не поверила своим глазам.
– Я продала его, – сказала мать. – Ты ведь больше на нем не играешь, вот я и продала его фермерскому клубу, что рядом с Портлендом.
Кайли ждала телефонного звонка по поводу денег, но так и не дождалась.
* * *
Ближе к концу лета в пончиковую снова зашла миссис Киттеридж. На этот раз она была одна, и других посетителей в пончиковой не было.
– Здравствуй, девочка, – сказала она.
– Здравствуйте, миссис Киттеридж, – ответила Кайли.
– Ты все еще работаешь у этой рехнутой Рингроуз? – поинтересовалась миссис Киттеридж, заказав два пончика «без всего».
– Нет, она меня уволила, – ответила Кайли, укладывая пончики в белый пакет.
– Она уволила тебя? – удивилась миссис Киттеридж. – За что? Ты забавлялась с ее корабликом «Мэйфлауэр»?
– Нет. Просто она позвонила и сказала, что больше во мне не нуждается. И что у них проблемы со здоровьем.
– Ага. – Казалось, миссис Киттеридж что-то взвешивает в уме. – Ну, ее муж действительно нездоров.
У Кайли дрогнул подбородок.
– Он при смерти? – спросила она.
– Хуже. – Миссис Киттеридж покачала головой, а затем наклонилась к Кайли, приставила ладонь ко рту и понизила голос: – Ее муж из ума выживает.
– Мистер Рингроуз? Это правда?
– Так говорят. Кто-то видел, как он поливал тюльпанную клумбу в чем мать родила. При том, что тюльпаны давно отцвели.
Кайли уставилась на миссис Киттеридж:
– Вы шутите?
– Ничуть, – вздохнула миссис Киттеридж, – и дела его все хуже. Но, если я тебе об этом рассказала, что мне мешает рассказать и все остальное. Она кладет его в ту самую лечебницу, где лежала мисс Минни. Можешь себе представить? У них должны водиться деньги. И ей по карману поместить его в «Золотой мост», например, так нет же, она демонстративно запихивает его в это убогое заведение, и вот что я скажу… я всегда это говорила, – миссис Киттеридж дважды стукнула ладонью по прилавку, – эта женщина никогда не была к нему добра. Ни вот настолечко. – Лицо у нее было суровым.
– О-о. – Кайли прокручивала в голове услышанное. – Как же это грустно, ужасно грустно.
– Еще бы не грустно, черт побери, – завершила беседу миссис Киттеридж.
* * *
Через два дня в старшей школе, куда поступила Кайли, начинался учебный год. Школа находилась в миле от города, и мать намеревалась возить дочь туда по утрам, а возвращаться обратно Кайли предстояло пешком, если ее не подвезет кто-нибудь из знакомых. И она больше не будет учиться рядом с их старым домом, поэтому сегодня Кайли села на велосипед, поехала к тому дому и увидела, как он изменился после ремонта. Дом выкрасили в темно-синий цвет, хотя он всегда был белым, а на новеньком крыльце стояли горшки с цветами. Комната с окнами во двор, где умер ее отец, и вовсе исчезла, теперь вместо нее была большая веранда. Миновав дом, Кайли внезапно свернула за угол и покатила по мосту мимо фабрики к старой лечебнице, где она навещала мисс Минни. Остановилась на противоположной стороне улицы, слезла с велика и постояла, разглядывая здание лечебницы; облицованное темно-зеленой плиткой, оно казалось ей меньше, чем прежде. Мимо проносились одна машина за другой. Подождав, пока все проедут, Кайли пересекла улицу и зашла во двор, где парковались работники лечебницы. А затем, не желая, чтобы ее увидели, направилась к стене здания, за которой начинался лес. Прислонив велосипед к стенке, Кайли села на гравий лицом к лесу.
Верхушки деревьев кое-где начинали краснеть, и Кайли перевела взгляд с деревьев на гравий, мерцавший на солнце. Она вспомнила о миссис Рингроуз, о ее «Серебряных квадратах» и показе мод, стартовавшем с одеяний пилигримов. «Обалдеть», – подумала Кайли, прислонила голову к плиточной стене и закрыла глаза. А чего стоит модель «Мэйфлауэра» в ее гостиной. История, за которую так цепляется эта женщина, размышляла Кайли, уже не играет роли, от нее осталось лишь упоминание в учебнике, и не столько ирландцы тому причиной, сколько самые разные события, случившиеся с тех пор, – движение за гражданские права, и то, что мир стал много меньше и у людей появились новые средства общения, но миссис Рингроуз об этом знать ничего не желает.
Потом Кайли подумала о мистере Рингроузе; в каком-то смысле она думала о нем непрестанно, о тяжком одиночестве, в котором он существовал и существует, – в каких-то считаных футах от того места, где она сейчас сидит.
Кайли помотала головой и уткнула лицо в скрещенные локти. В это мгновение – но только в это мгновение – ей хотелось одного: вновь оказаться рядом с ним.
Они опоздали.
Оливия Киттеридж терпеть не могла, когда опаздывают. Будем к ланчу, сказали они, или около того. То есть с двенадцати до часу, прикинула Оливия и заготовила еду: арахисовая паста и джем старшим детям, сэндвичи с тунцом для сына и его жены Энн. Как быть с самыми маленькими, Оливия не сумела придумать, крошке в ее полтора месяца нельзя есть ничего твердого, а маленькому Генри исполнилось два, но чем кормят двухлеток? Оливия, хоть убей, не помнила, что ел Кристофер в этом возрасте. Она прошлась по гостиной, глядя на все вокруг глазами сына, – он наверняка сразу все поймет, стоит ему войти в эту комнату. Зазвонил телефон, и Оливия поспешила на кухню, чтобы ответить.