Книга Дом с мезонином в наследство - Вера Колочкова

— Ну, скоро, я думаю, тебе скучать некогда будет. Скоро вот на подготовительные курсы тебя определим… А про идею эту с профессорским замужеством забудь, я тебя умоляю! Иначе и в самом деле в Белоречье обратно отправим, поняла?

— Все, все, забыла… Ей богу, забыла… — испуганно махала в него маленькими ладошками Мисюсь. — Я же просто так сказала, к слову…

К слову не к слову, но в яростном своем стремлении зацепиться за хорошую жизнь Мисюсь удалось таки не только самой красиво оскандалиться, но и протащить по одной нехорошей истории и Тину с Антоном Палычем. Они и сами не поняли, как все это произошло…

Объектом для своего юно–нахального охмурения Мисюсь выбрала, как это ни смешно, и впрямь настоящего профессора, Виноградского Илью Александровича с кафедры иностранной литературы, хорошего приятеля Антона Палыча. Вообще, за Ильей этим Александровичем давно уже полз по факультету нехороший такой шлейфик из разных пикантных историй. Поговаривали, что некоторым симпатичным студенткам дорога к вожделенной положительной оценке в зачетке была им заранее определена и заказана, то есть дорога эта вовсе не зависела ни от знаний его предмета, ни от наличия интеллекта, ни от других каких девчачьих сверхспособностей. Сам Антон Палыч, однако, слухам этим нисколько не верил и дружил с Ильей Александровичем с большим удовольствием, то есть хаживал в его дом запросто. Дружил он многие годы и с его женой, моложавой смешливой дамой, профессором–историком Владленой Вячеславовной. Простота эта в общении с семьей Виноградских сложилась у него еще до женитьбы на Тине, но и молодая жена его профессорской парой была впоследствии хорошо принята и обласкана. В общем, можно сказать, дружили Званцевы и Виноградские семьями. Потому и не пришло ни в одну умную голову заподозрить неладное, когда на семейном празднике по случаю Тининого дня ангела Мисюсь повела себя очень уж странно – взяла и зацепилась сразу глазами за бедного Илью Александровича, и не отпускала его из поля зрения весь вечер. А глаза у девчонки, надо сказать, и впрямь необычными были, так и жгли прозрачно–ядовитой юной зеленью. Это уж потом Тина с Антоном спохватились и ругали себя последними словами, что не отнеслись должным и серьезным образом к коварным устремлениям своей молодой родственницы. Думали, так, болтает девчонка попусту, строя планы насчет профессорского замужества. А получилось и впрямь так, как Мисюсь и задумала- голову Илье Михайловичу сразу и напрочь снесло. До такой степени снесло, что пришел он как–то к Антону Павловичу за советом, то есть о разводе заговорил. Тот только за голову схватился, ужаснувшись…

В общем, скандал назревал еще тот. А самое нехорошее – грозил перетечь своим аморальным, страстно осуждаемым обществом в те годы адюльтером уже и на кафедру, и мог очень плохо кончиться для них для всех. Потому что, как ни крути, а Мисюсь была членом семьи уважаемого Антона Павловича Званцева, и он тоже был за эту так называемую «аморалку» в большом ответе. Да и Тине бы достался от этой истории свой хороший кусок неприятностей – погнали бы из университета молодого преподавателя Званцеву, как и положено, по какой–нибудь очень уважительной причине, которая для таких случаев всегда заранее и бережно заготовлена бывает.

Положение спасла жена Ильи Александровича. Бывают на свете, слава богу, такие умные жены. Быстренько воспользовавшись приглашением Рижского университета, бросила она в один день все и уехала туда на целых полгода, и Илью Александровича с собой утащила, правдами и неправдами выхлопотав и для него семестр лекций по зарубежной литературе. Там Илья Александрович и прозрел благополучно, и одумался. И очень своей мудрой жене впоследствии благодарен был…

Антон Палыч долго потом на свояченицу сердился за эту историю. Как бы там ни было, а хорошего друга потерял. Потому что хоть и обошлось все хорошо, а осадок в душе остался. Тот самый осадок, который всю дружбу под корень разрушить может. Хотел даже в первом, самом яростном гневе Мисюсь обратно в Белоречье спровадить, но довольно быстро поостыл. И Тина за сестру просила – жалко девчонку стало. В самом деле, глупая еще. Да и сама Мисюсь после этой истории испугалась, притихла совсем, как мышка. После ноябрьских праздников и впрямь пошла на подготовительные курсы при университете, и даже однажды – о чудо! – поднялась к Антону Павловичу в мезонин и попросила дать ей почитать чего–нибудь из классики…

— Неужель и вправду поумнела? – насмешливо спросил он, доставая с полки Пушкинские «Повести Белкина». – На, почитай вот «Барышню–крестьянку», что ли… Та еще хитрюга была эта барышня, вся в тебя…

— Да я не хитрюга, Антон Палыч! – обиженно подняла на него глаза Мисюсь. – Просто… Просто вы меня не понимаете совсем… Ни вы, ни Тинка…

— И в чем это, интересно, мы тебя не понимаем?

— Ну, не всем же дано книжки любить. А вы только по себе о людях судите! А может, у меня другие какие способности? А вы – книжки да книжки…

— А что… Может, ты и права, слушай… — задумчиво и внимательно на нее глядя, произнес Антон Палыч. – И даже определенно права… Чего это мы к тебе так с этим чтением привязались?

— Ну так и я говорю…

— Тогда скажи – чем бы тебе хотелось заниматься? Вот скажи четко и определенно – чем?

— А вы сердиться не будете?

— Нет.

— Точно?

— Слово даю!

— Ну, тогда… Вот вы бы меня машину вашу водить научили, вот это было бы здорово…

— Машину?! – опешил от такого неожиданного заявления Антон Палыч. – Ну, Мисюсь, не знаю… Это ты у Тиночки сначала разрешения испроси… Чего это тебе вдруг такая фантазия в голову пришла?

— Не знаю! Хочу, и все! Давно хочу. Даже во сне вижу, как я руль кручу…

— Ну что ж, хорошо… — грустно–снисходительно усмехнулся Антон Палыч. — Машину так машину. Вот завтра прямо и начнем, если Тиночка возражать не станет…

Тина нисколько против нового увлечения Мисюсь не возражала. Очень тяжело пережив историю с Ильей Александровичем, она даже обрадовалась такому повороту событий. Тем более видела, как и сам Антон идеей этой неожиданно вдруг увлекся – свояченицу вождению научить. А уж про Мисюсь и говорить было нечего. Совсем будто подменили девчонку – и глаза интересом загорелись, и способности к новому занятию откуда ни возьмись проявились у нее недюжинные. Схватывала все с лету, ученицей была прилежной, чем вызывала к себе особого рода уважение. Потому что не полагалось юным девушкам в те времена баранку крутить. Совсем не женское это было дело. Считалось тогда, что у женщин мозги вовсе не так устроены… Антон Палыч Мисюсь в этом отношении очень даже подхваливал. И даже удивлялся восторженно, насколько она способной автомобилисткой оказалась. И экзамены водительские с первого захода сдала, будто играючи. И Тина была довольна, что сложились у девчонки, наконец, с ее мужем хорошие и доверительные отношения…

В общем, и месяца не прошло, как Мисюсь стала гонять по городу на белом Антоновом «Москвиче» самостоятельно. При деле оказалась. Они и успокоились оба. Чем бы, как говорится, наше дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. А «дитя» и в самом деле тешилось напропалую. Сначала к ужину стало задерживаться, потом и до позднего вечера где–то пропадать… Они порой с ума сходили, ее ожидаючи. Правда, Мисюсь их успокаивала, что компанию себе нашла исключительно подходящую, сплошь только приличная «золотая молодежь». Все так же за рулем, все из хороших семей, все прилично–дорого одеты…