Книга Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916-1931 годы - Адам Туз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Различие состояло в том, что в 1945 году Соединенные Штаты уже выступали в роли торжествующего победителя новой эры интернационализма. В 1928 году у французов и британцев были основания считать пакт Келлога – Бриана уловкой со стороны американцев. Чем обеспечивалось выполнение предусмотренных пактом обязательств? Вашингтон так и не позволил британскому флоту действовать. Вашингтон настаивал на том, чтобы не связывать пакт с Лигой Наций. Это не способствовало спокойствию французов. В 1923 году Пуанкаре оккупировал Рур, чтобы показать реакцию Франции на отказ Британии и США серьезно отнестись к требованиям ее безопасности. Теперь Франции предстояло действовать в обход установленного американцами блокпоста, используя европейское сотрудничество. В сентябре 1926 года министр иностранных дел Бриан, приветствовал Германию в качестве полноправного члена Лиги Наций и провел секретные переговоры с Густавом Штреземаном[1402]. Германия имела доступ к американскому рынку капиталов, которого Франция была лишена, поэтому предлагалось, чтобы рейх получил крупный заем на Уолл-стрит и использовал его для выплаты первоначального взноса Франции. В ответ Франция вернет Германии угольные шахты в Сааре и ускорит вывод своих войск из Рейнской области.
Если бы целью американской политики было поощрение Франции и Германии к поиску разумного решения существовавших между ними разногласий, то можно было бы ожидать, что Вашингтон благосклонно отнесется к так называемой инициативе Туари. Но Вашингтон предпочел трактовать франко-германское предложение как демонстративный шаг к созданию картеля должников. Государственный департамент наложил вето на этот план. Германия может получать займы только для собственных нужд. Если она намеревается получить заем для Франции, то перед этим Пуанкаре должен убедить французский парламент в необходимости проглотить горькую пилюлю в виде сделки по военным долгам. На деле Вашингтон еще более усилил давление, предупредив, что если договор Меллона – Беранже не будет ратифицирован, то в 1929 году Франции будет направлено требование о выплате 400 млн долларов наличными. Пуанкаре, верный своей политике восстановления кредитоспособности Франции, не испугался. Но ожесточенная двухнедельная схватка в палате депутатов в июле 1929 года по вопросу о военной задолженности перед Америкой стала последним актом его политической карьеры. Его здоровье было подорвано, и он был вынужден уйти в отставку в возрасте 69 лет. Но ратификация договора Меллона – Беранже восстановила кредитоспособность Франции[1403].
Британия тоже оказалась между двух огней. В правительстве консерваторов, возглавляемом Болдуином, нарастало отчаяние вследствие отказа США признавать законность морских блокад. Казначейство негодовало каждый раз, когда наступало время платежа по военным долгам. В 1928 году все громче слышались голоса тех, кто требовал смены стратегии. Ставка на построение стратегических отношений с Америкой начинала казаться ошибочной. Если бы Британия уделяла больше внимания империи, ей было бы проще противостоять Америке. А может, Британии следует поддержать Францию в вопросе о создании единого европейского блока с участием Германии и стран Бенилюкса. Но Лондон пребывал в нерешительности. Любой отход от Вашингтона представлялся рискованным. Если Британия настроит империю против Соединенных Штатов, то Канада, которая в соответствии с новой и более полной концепцией статуса доминионов получила разрешение открыть собственное посольство в Вашингтоне, может выйти из состава империи. Однако если Британия поддержит европейский выбор, то большие преимущества получит Германия. Форин-офис признавал, что США представляли собой «явление, не имевшее аналогов в современной истории Британии». Преимущества сотрудничества с США были многочисленны, а конфронтация представлялась немыслимой[1404]. Британское правительство, подобно французскому, решило не отступать, а предпринять попытку консолидации трансатлантических связей[1405].
Это намерение лишь окрепло, после того как лейбористы, одержав победу на всеобщих выборах 30 мая 1929 года, вновь сформировали правительство, которое возглавил Рамсей Макдональд. Для убежденного атлантиста и франкофоба Макдональда первоочередной задачей стало улучшение отношений с Соединенными Штатами. Еще больший энтузиазм у него вызывало то, что ему предстояло иметь дело с таким ярким представителем прогрессивизма послевоенного периода, как недавно избранный Герберт Гувер. Троцкий насмешливо заметил по этому поводу, что дело было уже не в англо-французских переговорах: «Чтоб вести серьезный разговор, потрудитесь пересечь Атлантический океан»[1406]. Макдональд стал первым в длинной очереди европейских государственных мужей, жаждущих отметить свое вступление в должность поездкой в Америку. В октябре 1929 года, в сельском поместье президента в Рапидан-Кемп в штате Вирджиния, вдали от отзвуков бушевавшей на Уолл-стрит паники, Гувер и Макдональд, сидя на противоположных концах ствола поваленного дерева, определяли повестку дня конференции по вопросам разоружения на море, которая, как обещали газеты, будет проведена в новом расширенном формате в начале 1930 года в Лондоне[1407].
III
С одной стороны, эти конструкции выглядели прочными. С другой стороны, их расплывчатость вызывала разочарование, и если учесть, что послевоенный порядок стоял на двух столпах, одним из которых были Локарнские соглашения, а другим – подписанные в Вашингтоне договоры по Тихому океану, то в глаза бросалось такое свойство этой новой геополитической картины, как незавершенность. «Между» Локарно и Вашингтоном простиралась огромная территория Евразии, на которой доминировал Советский Союз. Напротив, с точки зрения Москвы наступление нового мирового порядка привело к тому, что в середине 1920-х годов Польша и Китай превратились в арену продолжавшейся борьбы между революцией и контрреволюцией. В этой борьбе Москва занимала оборонительную позицию. То, что польская граница с Германией была демонстративно исключена из Локарнских соглашений, без сомнения, тревожило Варшаву. Однако, когда в мае 1926 года маршал Пилсудский совершил государственный переворот, в Москве забили тревогу[1408]. Советы хорошо помнили его агрессию шестилетней давности.