Книга Голубая Луна — Возвращение - Саймон Грин

Делал всё, что было необходимо, но не более того, сохраняя свои силы для следующих схваток. Ведь на место каждого убитого им чудовища всегда приходило другое, ещё более злобное и ужасное, чем предыдущее. Он сражался честно, не дрогнул и не отступил. Потому что он был Принцем, и его работа заключалась в том, чтобы вдохновлять тех, кто шёл за ним. В глубине души он боялся, но у него не было на это времени. Во время сражения он и Принцесса Кэтрин были отрезаны друг от друга, но его старый друг и телохранитель Питер Фостер всё ещё был рядом с ним, упорно не желая отступать. Защищая своего Принца от всевозможных угроз. Ричард не знал, сколько раз Питер спасал ему жизнь и сколько ран принял на себя его старый друг, встав между Ричардом и атаками, предназначавшимися ему.

Питер был изрезан и истерзан, и с него непрерывно капала кровь, но он не падал. Не сейчас, когда он нужен своему Принцу и другу. Он получал мелкие и серьёзные раны, но не кричал, боясь, что это отвлечёт Принца от того, что он должен был сделать. Питер стиснул зубы и упрямо наносил удары мечом, рубя и убивая всех, кого мог. Поставив своё тело и свою жизнь между своим старым другом и всем тем, что могло его убить. Он оставлял за собой длинный кровавый след, но всё равно не падал.

* * *

Воин в Маске шёл впереди Принцессы Кэтрин, прокладывая ей путь сквозь толпу врагов. Это было то, что у него получалось лучше всего. Он размахивал своим огромным двуручным мечом, и сила его страшных ударов заставляла неприкаянных разлетаться в разные стороны, они умирали ещё до того, как касались земли. Он пронзал огромных тварей насквозь, потроша одних и обезглавливая других.

А те, кто просочился мимо его клинка, обнаруживали, что их когти и клыки не оставляют следов на его тяжёлой броне. Они надвигались на него волнами, но не могли ни замедлить, ни остановить его. Когда натиск сражающихся ослабевал, Воин в Маске прорубался сквозь нависающие ветви или небольшие деревья, чтобы расчистить тропу для других. Создания Нереального надвигались волна за волной и разбивались о него.

Кэтрин держалась вплотную за Воином, используя его как свой щит, нанося удары по всему, что пыталось приблизиться к нему через его слепые зоны. Она делала всё, что было в её силах, используя свою магию крови и стихию воздуха, но в темноте и неразберихе, а также в постоянной чехарде людей и монстров, сражающихся вокруг неё, её возможности были ограничены. У неё не было времени остановиться и сосредоточиться, не оставляя спину Воина в Маске без защиты. Поэтому она не отходила от него, защищала его и убивала всех, кто подходил слишком близко.

* * *

Джиллиан Форестер вскоре обнаружила, что сражается в одиночку, но она давно привыкла к подобному. Более того, она предпочитала это. Она всегда чувствовала себя лучше, когда ей не о ком было беспокоиться, кроме себя. Она вырастила длинный серебряный клинок из Cestus-а, этой древней латной перчатки, извлеченной из глубин Оружейной. Он сверкал во мраке неестественно ярко, словно рассекал саму тьму. Она уверенно шла вперёд, и хотя длинный клинок был до жути легким в её руке, он всё равно рассекал всё, что осмеливалось противостоять ей, словно за ним стояла вся тяжесть мира. Джиллиан рубила одну ужасную тварь за другой и смеялась над тем, как легко это было. Но при этом она старалась беречь силы. Первый урок, который она преподавала своим ученикам: берегите силы до того момента, когда они вам понадобятся. И хотя она была в отличной форме для женщины своего возраста, она всё ещё оставалась женщиной своего возраста. Она поворачивалась, нанося яростные, контролируемые удары и парируя. Потому что ещё так много предстояло сделать. Нереальные не испытывали подобных ограничений. Они с воем выскочили из-за деревьев отовсюду сразу, набросились на неё со всех сторон. Они налетели на неё и повалили на землю.

Джиллиан перекатывалась с боку на бок в густой грязи, размахивая мечом. Дождь хлестал сильнее, чем когда-либо, заливая глаза и ослепляя её, стекая по морщинистым щекам, как слёзы. Когти впились в её плоть, и брызнула кровь. Зубы сомкнулись на одном плече и грубо встряхнули её, неожиданно для самой себя она вскрикивала от боли. Джиллиан колола и рубила своим серебряным мечом, но их было слишком много. Она даже не могла заставить себя встать на колени. И тут из ниоткуда на неё обрушилось огромное зазубренное лезвие, пронзившее запястье над серебряной перчаткой. Рука отскочила в сторону, подпрыгивая и скользя по грязному лесному насту. Она увидела его на другой стороне тропы. Лезвие снова погрузилось в Cestus, и он снова стал просто перчаткой. Пальцы медленно разжались и замерли. Джиллиан беспомощно смотрела на кровь, яростно бьющую из обрубка запястья. Она успела подумать только одно слово — “Проклятие”, - прежде чем огромный меч снова спустился вниз и ударил её в сердце, пригвоздив к земле. Её голова запрокинулась, и она, глядя в ночное небо сквозь высокие деревья, на последнем выходе прокляла Голубую Луну.

Монстры разорвали её на куски.

* * *

Джек видел, как его сестра упала, но не смог вовремя добраться до неё. Казалось, каждый монстр в лесу намеренно преграждал ему путь. Он прорубал сквозь них путь, а ужасный голос Blackhowl-а то разгонял их, то замораживал на месте, чтобы он мог легко убить их; но когда он наконец добрался до неё и прикончил последних тварей, питавшихся разорванным телом, то понял, что уже слишком поздно. Джек опустился на колени рядом с тем, что осталось от его сестры. Они ещё не добрались до её лица. Это было всё, по чему он мог узнать её. Ему показалось, что даже в смерти она выглядит вызывающе. Неподалеку он увидел лежащую в грязи блестящую серебряную перчатку — Cestus. Он невольно задумался, было ли это старое проклятие, убившее Джиллиан, или просто холодный, жесткий факт, что, когда армия идёт на войну, кто-то должен умереть. Он сомневался, что когда-нибудь узнает. Но это всё равно казалось несправедливым. Джиллиан, его сестра. Дочь легендарного Принца Руперта и Принцессы Джулии. Она так много сделала, чтобы создать свою легенду, найти себя. Он попытался вспомнить, когда в последний раз говорил ей, что любит её, и как гордился ею, но не смог.

Все эти годы в монастыре, а потом… они были так заняты.