Книга В пасти Дракона - Александр Красницкий

Он подсел к сыну и жестом подозвал к себе Шатова и Зинченко.

— Что, батюшка, много трупов плывёт по Амуру? — спросил Михаил Васильевич, и лёгкая дрожь пробежала по его телу.

— Чего считать! В живых куда больше осталось! — ответил старик. — Что только из всего этого будет?

— А что? Новые ужасы?

— Нет, до этого теперь не дойдёт...

— Что же тогда?

— Как сказать — не знаю... Думаю, как бы только китайцы из всей этой передряги победителями не вышли...

— Где уж им побеждать, Василий Иванович! — заметил Зинченко. — Вот и их высокородие, — указал он на Шатова, — подтвердить изволят, что они не токмо от пуль или штыка, а от одного русского «ура» бегают...

— Так оно! — согласился старик. — Да вот, милый друг, в чём дело наше... Слов нет, хороши победы на полях битв. Грянет русское «ура» могучее, ваш брат казак затикает да засвищет, и рассыпятся враги Руси-матушки, «яко дым от лица огня». Рассыпятся — только пятки засверкают. Однако в такое время мы живём, когда, как ни славны боевые победы, а есть ещё и другие битвы, в которых не сильные побеждают, а чаще всего те, кто терпелив.

— И умён, прибавьте, батюшка, — вставил Михаил Васильевич. — Я понимаю, о каких битвах и победах вы говорите: о победах на экономической почве.

— Вот, вот, сынок, прав ты! — воскликнул старик. — Что и говорить, победы эти и бескровны, и бесшумны, и победители вовсе не героями кажутся, а так, мозгляками какими-то, а всё же их победы куда важнее для человечества, чем все те, где перед храбрецами и враги бегали, и гром пушек раздавался, и кровь людская реками лилась... Они, такие победы, куда более важны. Потому что через них мир Божий на иной лад переделывается, люди по-иному жить начинают, другие понятия обретают. Вот я и боюсь, как бы эти длиннокосые в конце концов своего верха не взяли. Народ-то они больно особенный, не такой, как все прочие. Трудолюбивы они, как муравьи, требований у них никаких, терпение адское, любовь к труду невообразимая. Что будет, как вся эта желтокожая да длиннокосая орда на нас двинется, да не с мечом, а с трудом своим?.. Им все пути к нам открыты. Сядут на магистраль — и паром, паром... Сперва Сибирь к рукам приберут, потом в Приуралье обоснуются, а затем и в середину Руси заберутся, а отсюда уж расползутся по всему лицу земли родной. Что? Может быть это?

— Я кое-что на эту тему во Владивостоке слышала! — заметила Варвара Алексеевна.

— Вот, вот... Там-то уже беду чуют. Да и нельзя не почуять! Слепым нужно для этого быть. Вот что-то тогда будет, когда китайцы разбредутся везде и будут у наших земляков хлеб да воду отбирать... Их труд дешевле и лучше, и сами они как работники очень надёжные. Всякий русский хозяин на работу скорее китайца брать будет, потому что в этом его законная выгода. И никак нельзя иначе. Берёт наш рабочий — всё равно за какое там дело — скажем, целковый, делает дело кое-как, через пень в колоду воротит, да ворчит, недоволен; явился китаец — то же самое за полтину сделает и благодарен будет. Вот она — грядущая беда!.. В бескровной победе, в мирном завоевании... А трусы эти самые, которые при одном окрике с поля битвы улепётывают, на такие подвиги способны... Так ли?

Старик пытливо наклонился вперёд, ожидая ответа.

Совершенно неожиданно ответ последовал от Дарьи Петровны.

— Эх, отец! — торопливо заговорила она. — Стар ты, кажись, и должен бы молодым людям пример подавать, а ты вон какие песни запел!..

— А что же, мать, не правда, что ли?

— Уж я не знаю там, правда или нет, но одно ты позабыл.

— Что, что? Ну-ка, мать, скажи!

— Говоришь ты, что придут к нам на Русь эти китайцы и объедят нас, и обопьют, и всех изобидят — без куска хлеба оставят... Ужас — хоть теперь ложись и помирай...

— Так оно и будет... Вот в Соединённых Штатах не один китайский бунт был... Народ тамошний из терпения выходил, и китайцам же плохо приходилось.

— Так то у американцев, а мы, слава Богу, русские. Бога помним и забывать не думаем... А у Бога всего много, на каждый роток найдётся кусок. Вот об этом ты, отец, и позабыл. Грех тебе, старому!

Василий Иванович смущённо заёрзал в кресле.

— А что, родимые! Пожалуй, и права моя старуха. Раскинула она своим немудрым российским умом и обмолвилась правдивым словом. Может быть, и невзначай... а всё-таки правдивым.

Теперь все смотрели на старика с некоторым недоумением, ожидая, что он скажет далее. Всем слушателям было понятно: откровенное признание Василия Ивановича и не что иное, как только вступление.

И они не ошиблись. Кочеров прошёлся мимо них по каюте, словно что-то обдумывая, и затем убеждённо заговорил:

— Да, права она, моя старуха. Но и я не совсем чушь сказал. Оба мы с ней правы выходим, и всё это потому, что у Бога всего много. Кому-кому, а нам, русским людям, Бога-то забывать не следует, ибо без Бога не до порога. Вот изжили мы всю эту беду. Уж чего, казалось, больше напасти было! Забунтовал китаец, войной пошёл и жестоко за свою непоседливость поплатился. А кто знать может, не к лучшему ли всё это? Правда, могут хлынуть китайцы к нам на Русь, наводнят они Сибирь сперва, а потом и на Волгу, и за Волгу проберутся. Цены на труд они, длиннокосые, собьют. Кое-кому у нас солоно прийтись может, да известно: когда лес рубят, всегда щепки летят... Только от этого мы, русачки, в накладе не останемся. Что такое есть китаец? А вот что. Такой уж он человек, что только по проторённой другими дорожке идти может, а сам дара всякого начинания лишён. Что говорить, китайцы все как купцы славятся. Умеют они всякие обороты производить и денежки наживать. Да торговля-то их и обороты все их — стародавние; все они на бережливости, аккуратности и малой требовательности основаны. А размаха у них нет. Теперь же размах широкий требуется во всех делах. Без него ничего не поделаешь. Вот тут и корень всего. Придёт к нам в Россию торговый китаец и будет торговать по мелочам, в высь не залетит: не в его натуре это. Придёт китаец-рабочий — тоже Далеко он не пойдёт. Разве что личным трудом промышлять будет. Артели-то ихние малого стоят. По «Маньчжурке» это знаем. Итак, китайское нашествие не столь уже и страшно. Пусть себе идут. Русь велика — на каждый роток найдётся кусок. А вот что я скажу: Маньчжурия-то эта самая разве нас, русских, за все протори и убытки сторицей не вознаградит?.. За каждый медяк, что китайцы у нас возьмут, чистым золотом заплатят они нам, потому что такая это страна, где золото лопатами, если хочешь, грести можно...

Старик на мгновение смолк. Очевидно, он говорил сейчас не столько для своих слушателей, сколько для самого себя. Он весь ушёл в свои практические соображения, и Маньчжурия, в самом деле, рисовалась ему такой страной, где золото валяется на поверхности земли, так что нагибайся да поднимай его.

— Желтуга-то, знаменитая Желтуга! — как в забытье, говорил старик. — Она же наша теперь!

Да, пожалуй. И прав был старик Кочеров... Великие богатства таят недра Маньчжурии, таят и ждут только, когда явятся предприимчивые люди извлечь их на свет Божий...