Книга Перс - Александр Иличевский

Ширван распахнулся и принял меня как родного. Я возликовал, я врезался в тугие заросли гребенника и валился на них, подставляя грудь раскачивающемуся небу. Кордон Святого Камня стоял заброшенным. Хазри изрядно потрепал навес над vista point, по краям часть жестяной кровли была отогнута и белела изнанкой. Вокруг я никого не встретил, не обнаружил признаков недавнего жилья. Я поднялся наверх осмотреться. Дорожка к туалету разобрана, видимо, кому-то понадобились плитки, с самой будки снят шифер. Вот и весь урон. Степь просыпалась от зимы, еще не в полный голос гремела птицами, но, уже бескрайне залившись зеленью, поднималась непобедимой силой воскрешения. С моей vista point я разглядел в направлении моря ярко-алое пятно — и не веря своим глазам, ринулся вниз. Поле диких тюльпанов кинулось мне под ноги. В том, как росли питомцы Эйхлера, видно было разделение на гряды. Наверное, Хашем, находя в Ширване дикий тюльпан, выкапывал его луковицу и забирал с собой. Но кто высадил тюльпаны в одночасье?

Семейство джейранов, привыкших к отсутствию людей, прошло в нескольких шагах от кордона. Пораженный тюльпанами, я вернулся осмотреться подробней. Окна были заколочены. Сарай Хашема тоже стоял запертый, но у меня были ключи. Внутри вроде все было на месте, но всюду полно песка: весь сарай изнутри светился щелями. Разгребая слой песка в два пальца, я разобрался на столе и в ящиках, развинтил ножом компьютер, снял винчестер, подобрал несколько тетрадей. Предмета моих поисков — архива Абиха нигде не было. Я еще раз перерыл весь сарай, заснул в нем, слыша родной звук ночной степи. Один раз мне показалось сквозь сон, что кто-то ходит рядом, но я не проснулся, — я привык знать, что егеря поблизости. Но утром я оторопел на несколько мгновений — кругом же пусто!

Утром побродил вокруг, хотел вытащить и распростать кайт Хашема — вещь, так долго питавшую мою зависть. Но ничего не нашел в сарае — а вчера ведь все было, — я даже смазал подшипники в колесах тележки, готовясь к тому, чтобы утром попытаться овладеть куполом и ветром… Следы? Я видел следы — как кто-то босой тащил кайт, как катил тележку… Мне стало не по себе.

К обеду я распрощался с кордоном и решил напоследок прошвырнуться, вдохнуть степь. Я разбежался сначала, пошел шагом, снова побежал и увлекся чувством полета. Наконец остановился, чтобы осмотреться и откорректировать направление, потому что, очарованный, я двигался как придется, лишь стараясь держаться поодаль от озера, вдруг на восхождении разливавшегося в стороне за тончавшим мгновенно камышовым безбрежьем. Я отдохнул и выверил свое местоположение по солнцу и компасу, как вдруг заметил группу людей, шедших целиной. В бинокль я разглядел их возбужденные лица. Составленные в шествие по двое, они двигались к морю. Они шли по Ширвану и били себя ремнями. Крест-накрест. Их было двенадцать. Ни одного из них я не узнал в лицо.

Я был поражен, ведь никто не мог передать людям память о великом пророке. Апшеронский полк был разгромлен. Аббас, он мне писал, переехал с Соной на Украину; первая жена помогла — детям родной отец не безразличен. Петр вскоре умер, писал Аббас. Шурик тогда же с семьей подался в центр пустыни Негев; сообщал оттуда, что работает на автозаправке, доволен. Так что кругом здесь пусто. А по селам и деревням ничто чужое не живет: дома стоят окнами во двор, с закрытыми глазами.

Кто же эти парни? Новые егеря? Они идут напористо, что-то поют и бьют себя ремнями, крест-накрест, нещадно. Они усердны, наслаждение и страдание, выражаемое их лицами, могли бы принадлежать людям, занимающимся любовью.

Как вдруг я вижу то, что и им показалось издали — и на что они указывают руками, к чему устремляют свой шаг. Впереди широкими галсами взлетает и опадает за линию горизонта купол кайта. Я не верю своим глазам, мне страшно. Я бегу, но оборачиваюсь и иду обратно. Скоро я уже поверил себе и уже заметил, что парни лежат на земле, лицом вниз, подымаются, потрясают руками, что-то кричат, и снова падают ниц.

Ветер наддувает свежо, и касание земли перестает походить на обрушение, становится мягче, предсказуемей, кайт и дальше идет галсами и никто не видит, как далеко позади два мальчика входят на поле диких тюльпанов… И снова наверху тишина, похлопывает колеблемое ветром полотно, и колеса тележки скрипят потихоньку, еще вертясь после прикосновения Ширвана.

27 августа 2009