Книга Лермонтов. Исследования и находки - Ираклий Андроников

Как раз в это самое время в Москве и в провинции в людных местах появлялись листовки, в которых декабристы именовались «благороднейшими славянами». Листовки призывали к восстанию, призывали следовать примеру древних славянновгородцев, не знавших власти тиранов-царей и подчинявшихся законам республиканского строя.

Эти воззвания распространяли участники революционных кружков — молодые люди, которые разделяли взгляды декабристов и восхищались их подвигом. Но в отличие от декабристов, опасавшихся народной революции, авторы этих прокламаций призывали к восстанию народ. Уже из одного сопоставления стихов Лермонтова с этими прокламациями становится ясным, что поэзия Лермонтова выражала мысли и настроения передовой молодежи 30-х годов.

Лермонтов не только славил героев: он и сам мечтал уподобиться им, мечтал о подвиге во имя отчизны. В одном из стихотворений 1831 года он говорит:

За дело общее, быть может, я паду, Иль жизнь в изгнании бесплодно проведу…

«Общим делом» декабристы называли республику. По-латыни «res publica» и означает «дело общее».

Поэзия Лермонтова исполнена призывов к мужеству, к действию, к свершению героических подвигов. Лермонтову не исполнилось еще семнадцати лет, когда он писал:

Мне нужно действовать, я каждый день Бессмертным сделать бы желал, как тень Великого героя, и понять Я не могу, что значит отдыхать.

Перед ним был великий образец поэзии и поэта — Пушкин. Пушкин, приезжавший в Москву и ходивший по тем же улицам, Пушкин, который бывал в тех же домах, что и он — Лермонтов, и в то же время незнакомый ему, отдаленный от него возрастом, положением, славой…

Перед ним лежали поэмы Пушкина: «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы», первые главы «Онегина», томик лирических стихотворений. Лермонтов знает их наизусть. Он благоговеет перед Пушкиным. Об этом он сам потом говорил Белинскому.

Вначале — мальчиком — он старался пересказывать Пушкина своими стихами, перефразировал его стихи. Написал своего «Кавказского пленника» — с другим концом, непохожим на пушкинский. Строчки Пушкина встречались в его стихах то и дело. Со временем такие заимствования становились все реже. Но внутренняя связь с поэзией Пушкина сохранилась у него до конца.

В эти юные годы он попробовал множество жанров. Изо дня в день он пишет баллады, элегии, думы, стансы, песни, послания, посвящения, романсы, эпитафии, мадригалы, эпиграммы, сентенции, подражания, использует жанры письма, завещания, монолога, вносит в тетради размышления в стихах, напоминающие страничку из дневника, сочиняет поэмы, трагедии, используя все богатства стихотворных размеров. Даже в юношеских созданиях — его ритмы, рифмы, построения строф удивительны.

Для настойчивой мысли, для мучительного душевного состояния или поразившего его воображение события Лермонтов годами ищет все новые и новые воплощения. Неторопливый рассказ, который ведет старый «дядя» в стихотворении «Бородино», сложился не сразу: он созревал много лет. Вначале, в юношеском стихотворении «Поле Бородина» он звучал как полный патетики монолог отвлеченного романтического героя:

Что Чесма, Рымник и Полтава? Я, вспомня, леденею весь, Там души волновала слава, Отчаяние было здесь. Безмолвно мы ряды сомкнули, Гром грянул, завизжали пули, Перекрестился я. Мой пал товарищ, кровь лилася, Душа от мщения тряслася, И пуля смерти понеслася Из моего ружья.

А через два года Лермонтов написал балладу «Два великана», в которой это же великое событие изобразил в сказочноаллегорической форме:

В шапке золота литого Старый русский великан Поджидал к себе другого Из далеких чуждых стран… . И пришел с грозой военной Трехнедельный удалец, — И рукою дерзновенной Хвать за вражеский венец. Но улыбкой роковою Русский витязь отвечал: Посмотрел — тряхнул главою… Ахнул дерзкий — и упал!

А еще через три года в поэме «Сашка» нашел новое воплощение той же, никогда не остывавшей для него темы — русского подвига в Отечественной войне и крушения могущества Наполеона.

Но это настойчивое возвращение к одним и тем же темам и образам ничего общего не имеет с частым совпадением одних и тех же строк в разных произведениях, скажем, в «Исповеди», в «Боярине Орше» и в «Мцыри». Эти «самоповторения» вызваны тем, что ни «Исповедь», ни «Боярина Оршу» Лермонтов в ту пору, когда работал над «Мцыри», печатать не собирался. И смотрел на них как на черновые заготовки для новой поэмы, откуда можно было заимствовать для «Мцыри» наиболее удачные куски готового текста. Разве мог он предвидеть, что будет издано полное собрание его сочинений, в которое войдут произведения юных лет, те, что еще подростком он считал не заслуживающими внимания публики. Взыскательность Лермонтова была поразительна! Уже в последние годы, когда он начал печататься, он отобрал для своего стихотворного сборника две поэмы из тридцати. И почти из четырехсот стихотворений всего двадцать шесть, среди которых нет ни одного даже относительно слабого, даже отдаленно похожего на другое. Сборник поражает разнообразием и строгостью выбора.

Целых десять лет, начиная с пансионской скамьи, Лермонтов трудился вдохновенно и напряженно. И ничего не печатал.

Что удерживало его от этого шага? Робость? Неуверенность в своих силах? Нет! С юных лет в нем жила глубокая вера в свое великое предназначение, непоколебимое убеждение, что он родился для свершения подвига. Он жил в убеждении, что должен выстрадать право называться поэтом:

Пора, пора насмешкам света Прогнать спокойствия туман. Что без страданий жизнь поэта? И что без бури океан? Он хочет жить ценою муки. Ценой томительных забот. Он покупает неба звуки, Он даром славы не берет.

И вся жизнь Лермонтова — это никогда не прекращавшийся труд, непрерывные поиски совершенства, стремление выразить в поэзии еще небывалое.

По словам человека, хорошо знавшего его в последний период, Лермонтов переносил жизненные невзгоды, как они переносятся людьми железного характера, «предназначенными на борьбу и владычество». Как много эта характеристика объясняет нам в его творчестве и судьбе!

Он не хотел занять скромное место на журнальной странице. Он должен был произнести перед миром слово, какого не сказали ни Пушкин, ни Байрон, ни кто-то другой из поэтов. А вступить на поэтическое поприще ему предстояло в эпоху, сверкавшую поэтическими талантами. И он медлил. Отдал как-то в «Атеней» — журнал пансионского инспектора профессора Павлова — стихотворение «Весна». Но имя свое скрыл под латинскою буквою «L». И снова надолго отказался от мысли стать литератором.