Книга Полное и окончательное безобразие. Мемуары. Эссе - Алексей Глебович Смирнов (фон Раух)

школе на Никольской, в здании бывшей Греко-латинской академии, Юрий Шепчинский, член эсеровской подпольной молодежной боевой организации, вскоре схваченный ОГПУ и проведший жизнь в тюрьмах, как особо опасный зверь.

37

По его рецептуре работала Ленинградская фабрика «Черная речка».

38

Ее предки были выкупившимися крепостными помещика Скарятина, удавившего своим офицерским шарфом Императора Павла I.

39

К Киселевым ходил некий Виннер, автор книг о технике живописи, скользкий аферист, он пользовался советами профессора. Милитина Григорьевна очень хорошо, в духе раннего МХАТа, показывала его фатоватые замашки. Недалеко от них, на том же Зубовском бульваре, жил обрусевший немец фон Шлиппе, он был до революции предводителем дворянства в одном из уездов Московской губернии. Во время успешного летнего наступления вермахта на Москву он говорил Киселевым, к которым имел обыкновение со скуки ходить: «Почему вы так боитесь сдачи Москвы? Немцы культурный народ, вам, Милитина Григорьевна, совершенно ничего не угрожает». Милитина Григорьевна хорошо передавала немецкий акцент фон Шлиппе.

40

Дом был рядом с прекрасным ампирным особняком Удельного ведомства. Сейчас на месте кисёлевского флигеля и их двора стоит многоэтажный куб издательства «Прогресс».

41

Мы жили на Никольской, в Китай-городе, и были уже вне привычного гнездования круга Киселевой и Строгановой. На Мещанских улицах, на Сретенке, на Мясницкой старая московская интеллигенция и дворянство обычно не жили. Там было раньше много дешевых гостиниц, «меблирашек» и публичных домов.

42

Впрочем, этот провал был не совсем неожиданным. После появления жены Андреева, Аллы Александровны, которой были абсолютно чужды неписаные моральные и поведенческие законы, принятые в среде непоминающих, его старые друзья стали избегать с ним общения, боясь чужого и опасного человека, каким им казалась Алла Александровна. Она вполне оправдала все плохие предчувствия и довела и своего мужа, и его семью до гибели.

43

Хотя раньше, сразу после революции, проклинающих среди непоминающих было больше.

44

Отец Картавцевых был где-то губернатором. У них были хорошие имения и там огромные библиотеки, сожженные крестьянами.

45

У них была комнатка в тоже снесенном длинном трехэтажном доме напротив ресторана «Прага».

46

Я однажды ее провожал, и она подарила мне редкое издание Байрона на английском, с гравюрами середины 19 века.

47

Она жила в доходном доме напротив особняка Тургенева на Остоженке. Дома у нее было много обломков греческих и римских статуй.

48

Голицыных в России всегда было много, этому плодовитому клану принадлежало много земли. Их очень усиленно истребляли большевики, но они все равно плодились в самых страшных условиях.

49

Киселева говорила, что дочь Голицыных выдали за сына советского академика и что вообще советские академики любят жениться на дочерях титулованных бывших.

50

Киселева была очень литературно по-русски начитана, и с ней было интересно говорить. Она все время словами создавала живые образы. И ее мать обладала этими же качествами.

51

Когда-то, в молодости, он служил в гвардии, на германском фронте, был травлен ипритом и стал инвалидом.

52

Киселева говорила, что он — Рюрикович по всем линиям и был когда-то одним из первых красавцев Петербурга. Она видела его фотографию в кирасирской каске и латах, по-видимому, он был синий гатчинский кирасир.

53

Оно и понятно — ненормальное государство разрушало нервную систему людей.

54

Я погодок с бардом из милицейской семьи Высоцким, и мы оба одинаково росли среди ужасных московских хулиганов военной и послевоенной поры. Я один раз даже сидел с ним за одним столиком в ресторане, не зная, кто он, но я был с дамой, а он — с бутылкой.

55

Один мой приятель выбил актеру, игравшему в детском театре В. И. Ленина, глаз из рогатки — Ленин залез на броневик и упал, весь в крови. Зал, полный детей, маленьких каторжников, на это до колик ржал. Спектакль остановили. Другой дружок с шестого этажа расстрелял райкомовскую колонну демонстрации со знаменами свинцовым типографским шрифтом и всех переранил. И это самое невинное, делали вещи и пострашнее, и все почему-то во вред режиму и официозу.

56

Помню, я говорил им, что будет такое время, когда усатых и бородатых идолов выбросят, а о красные знамена будут вытирать ноги. И я дожил до таких времен и видел, как в Татарии дети вытирали ноги о бархатное красное знамя закрытого клуба, и никто из взрослых не остановил их.

57

Та же Зоя Васильевна была когда-то красивой черноглазой девочкой в матроске, отдыхала в Судаке, любила виноград и персики и с наслаждением каталась на яхте с удачливыми инженерами — друзьями ее отца и была тогда счастлива, и, как она сама говорила, впервые ощутила в жаркие крымские дни последнего довоенного августа вкус к жизни. А какие шляпы с множеством цветов и перьев носила тогда Милитина Григорьевна! А согбенный старик из Александрова был членом яхт-клуба, танцевал на балах и дружил с Великим князем Дмитрием Павловичем, убийцей Распутина.

58

Впрочем, мои тогдашние грехи были не очень велики: мне тогда нравилось бывать в ресторанах с золочеными потолками («Савое», «Метрополе» и «Центральном»), слушать, как музыканты настраивают перед вечером свои инструменты и смотреть издалека на красивых женщин. Когда они начинали говорить, то очарование оканчивалось — это были скучные советские мещанки, у которых прекрасно только тело.

59

Однажды я вдруг подошел к незнакомой женщине на улице и сказал ей, что ее брат, которого она ищет со времен войны, жив и она с ним вскоре увидится. Она очень испугалась, дала свой телефон. Я ей позвонил через три дня — пропавший брат нашелся. Мы оба были смущены.

60

Я помню, шел в Левшинском переулке,