Книга Короли океана - Гюстав Эмар

– Нет, нет, – во весь голос вопили головорезы, – не ходи туда!

– Он хочет сбежать! Сбежать! – знай себе твердили другие.

Кругом царили шум, гам и невообразимая сутолока.

Однако в конце концов Онцилла скорее догадался, чем сообразил, что флибустьерам бог весть каким образом удалось проникнуть на ферму и захватить главную постройку.

– Раз все пути к отходу нам отрезаны, – крикнул он, – примем бой как мужчины! Не дадим забить себя как собак. Покончим с этой дверью, пробьемся внутрь – там наше спасение. Вперед! Теперь мы бьемся за свою жизнь.

– Вперед! – подхватили разбойники.

И ринулись на дверь с сокрушительной силой.

Но тут случилось нечто странное.

Дверь, которую они так долго и безуспешно штурмовали, отворилась, можно сказать, сама по себе. В завале позади нее зиял широкий пролом – сквозь него можно было заглянуть вглубь покоев.

Посреди главной гостиной стояли в один ряд человек десять флибустьеров с ружьями навскидку; заметив разбойников, они встретили их дружным оглушительным залпом. Разбойники в беспорядке кинулись во двор, думая найти там путь к спасению, но и он был отрезан: с тыла их встретили ружейной пальбой другие флибустьеры при поддержке испанских солдат.

Онцилла, едва не обезумев от ярости и боли, понял, что пропал, но ему не хотелось расставаться с жизнью, так и не отомстив. Он спешно собрал семь или восемь самых смелых головорезов, взял на себя командование и повел их вперед. Завязалась отчаянная рукопашная схватка – не на жизнь, а на смерть.

Вдруг Онцилла и Олоне оказались лицом друг к другу.

– О дьявол! – вскричал Онцилла. – А вот и ты! На сей раз одному из нас уж точно конец!

И, ринувшись на молодого человека, он выстрелил почти в упор.

Но перед Олоне, точно из-под земли, выросла Майская Фиалка; пуля попала ей прямо в грудь, и она упала.

– Негодяй! Убийца! – в ужасе воскликнул Олоне.

– К твоим услугам! – грозно рассмеялся Онцилла.

И, схватив флибустьера за горло, нежданно ударил его кинжалом.

Все произошло в считаные мгновения.

Онцилла вскинул окровавленный клинок и приготовился поразить врага еще раз, но тут вдруг его рука остановилась, зажатая мертвой хваткой, потом резко дернулась и под действием невероятной силы вывихнулась. Он попятился, качаясь, точно пьяный, и повалился на одно колено.

– Будь ты проклят! – пронзительно бросил ему в лицо Дрейф, стоявший перед ним со скрещенными на груди руками. – Будь ты трижды проклят! Ты убил своего сына, несчастный!

– Сына! – в ужасе вскричал Онцилла.

– Да, сына, которого, как ты сам уверял, любишь больше жизни! Вот ты и вонзил кинжал сам себе в грудь.

Раздался душераздирающий крик – ему тут же вторил другой: герцогиня и донья Виолента упали без чувств на бездвижное тело молодого человека.

Онцилла медленно поднялся, его мертвенно-бледное лицо свела судорога, взгляд блуждал; шатаясь, он подошел к Дрейфу и голосом, в котором трудно было узнать человеческий, сказал:

– Значит, говоришь, я убил своего сына, Людовик? – Тут он дико расхохотался. – Ну что ж, должны же мы были когда-нибудь встретиться! Потом, я всего лишь бездушное оружие, а ты, только ты, слышишь, ты один повинен в этом злодеянии. Ты – единственный виновник этого страшного, противного мне убийства!

– Негодяй, как ты смеешь?..

– Уймись!.. И посмотри на меня последний раз. Да, я любил сына! Любил больше всего… но он умер… и все из-за тебя… скоро я буду с ним… Уж коль не сумел я жить по-человечески, то хоть умру как человек… а сын мне все простит!

И вот, схватив левой рукой кинжал, который он перед тем выронил, Онцилла медленно вонзил его себе в сердце, будто упиваясь собственной смертью и не сводя глаз с Дрейфа, в ужасе застывшего на месте со странным выражением на лице.

– Торжествуешь? – с дикой усмешкой проговорил Онцилла. – Что ж, вот ты мне и отомстил! Но то проклятье, Людовик, которое ты двадцать пять лет тому бросил мне в лицо, я возвращаю тебе обратно. Отныне будь ты сам проклят! Да уж, не случилось мне поквитаться с тобой, но я умираю довольный… Тебе суждено будет жить в отчаянии, ибо жизнь твоя станет одной нескончаемой пыткой, и пробьет роковой час, когда твои враги, к которым ты не питал жалости, обратят твою безжалостность против тебя самого!.. И смерть твоя будет страшнее и мучительнее, чем моя!.. Прощай же! И берегись!

Тут его лицо исказилось в судорожной усмешке – он рухнул навзничь как подкошенный, даже не попытавшись устоять на ногах: он умер еще до того, как коснулся земли.

Из всей разбойничьей шайки к тому времени в живых осталось только пятеро. По приказу губернатора их всех согнали на двор фермы и там же расстреляли.

Майская Фиалка и Олоне были ранены хоть и тяжело, но не смертельно.

Волей случая Олоне не знал, что пал от удара родного отца, и Дрейф так никогда и не открыл ему эту тайну.

Поспешив на шум схватки, герцог де Ла Торре увидел, что герцогиня и его дочь лежат, распростертые, на земле; его тут же охватило неописуемое отчаяние, впрочем, скоро, к вящей своей радости, он обнаружил, что это всего лишь обморок.

Герцог тоже никогда не узнал о страшной трагедии, повлекшей за собой смерть Онциллы.

Зато герцогиня с дочерью все знали и оттого переживали невыносимую муку – ничто не могло послужить им утешением.

На заходе солнца флибустьеры вместе с испанскими драгунами уже возвращались в Веракрус.

Условия, оговоренные за выкуп города, были добросовестно выполнены обеими сторонами.

На другой день, на рассвете, флотилия флибустьеров снялась с якоря и взяла курс на Санто-Доминго. Вместе с флибустьерами отправились и герцог де Ла Торре с семьей.

Накануне вечером герцог послал с курьером письмо к вице-королю Новой Испании с просьбой довести до сведения его католического величества, что он, герцог, решил снять с себя все обязанности: это продиктовано его желанием вернуться к частной жизни, а также глубоким отвращением к делам вследствие последних событий в Веракрусе, которым он был свидетелем и жертвой которых едва не стал.

Олоне и Майская Фиалка быстро оправились, и все благодаря неустанным, поистине материнским заботам герцогини и ее дочери, которым, по их признанию, хотелось таким способом выразить молодым людям свою глубокую признательность за оказанные им услуги.

Вскоре жизнь Майской Фиалки полностью преобразилась, точно по волшебству.

Вот как это произошло.

Дэникан, флибустьер и приемный отец девушки, был очень серьезно ранен при налете на Веракрус. После того как тяжелораненого перевезли в Леоган, ему стало только хуже. Чувствуя скорую смерть, старый флибустьер испытывал угрызения совести, которые, впрочем, мучили его уже давно, а теперь сделались и вовсе невыносимыми. Тогда он попросил позвать Дрейфа, Питриана и Олоне, который уже шел на поправку. И в их присутствии, терзаемый предсмертной тоской, он решил исповедаться.