Книга Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес

Эплби окинул проходившую мимо мисс Кейви взглядом, исполненным чистейшей злобы. После чего дал себе паузу для принятия важного решения. Здесь требовался тонкий расчет. Потому что его следующий вопрос содержал для мистера Элиота потенциальную опасность.

– Насколько я понимаю, – резко спросил он, – Чоун одержим проблемой раздвоения личности?

Мистер Элиот среагировал совершенно невозмутимо.

– Совершенно верно. Очень приятно, должен вам признаться, обсуждать эту тему с человеком острого ума. Как выяснилось, и для меня это стало чем-то вроде шока, мои книги внимательнейшим образом изучают Чоун и его коллеги. – Мистер Элиот, стоявший среди мельтешащих в театральном зале людей, напустил на себя отсутствующий вид, словно разговор у них шел о пустяках. – Причем интересую их в первую очередь я сам… Осторожно, берегите голову!

Не слишком ловко Эплби удалось уклониться от столкновения с тяжелым металлическим блоком на веревке, вылетевшим откуда-то из глубины сцены, где колдовал с декорациями прославленный инженер Арчи Элиот.

– И у вас сложилось мнение, что вы интересуете психиатров как… Как клинический случай?

– Именно так. Им интересен и я сам, и Паук. Было бы странно, если бы медики с Харли-стрит и Уимпол-стрит зачитывались детективами, которым уже много лет, правда? – Мистер Элиот улыбнулся, и неизвестно, чего в этой улыбке было больше: сарказма или же странного самодовольства. – Что может произойти с человеком, проводящим половину жизни, можно сказать, в компании созданного его воображением персонажа? Вот вопрос, привлекающий их особое внимание. И уже возникло несколько научных школ, исследующих его с разных точек зрения. Некоторые коллеги Чоуна полагают, что я и мой воображаемый Паук можем в результате интегрироваться в единую стабильную личность, а это пойдет на пользу не только мне, но и моим новым книгам. Другие заявляют, что с течением времени мне все труднее будет видеть различия между моей личностью и гораздо более мощным индивидуумом, которого я сам же и создал, а в таком случае я непременно погублю себя. И тогда, надо думать, меня не станет. Я превращусь в Паука.

– Господи! Похоже на еще одну метафизическую проблему.

– Несомненно, это так, мой дорогой Джон. Но не спешите все снова обращать в шутку над моими странными взглядами. Уверяю вас, это крайне неприятно, когда обнаруживаешь, что стал объектом подобного рода научных исследований и дискуссий. Должен отметить – сам Чоун относится ко всем высказываемым прогнозам со здоровой долей скептицизма. Он придерживается взгляда, что для серьезных научных выводов накоплено еще недостаточно материалов. Но ему принадлежит весьма образное выражение (а он – человек, отнюдь не лишенный чувства слова и мог бы писать), что я на самом деле в какой-то степени запутался в паутине собственного изготовления. А насколько прочно в ней увяз, покажет только время. – Последовала новая улыбка, на этот раз действительно сияющая. – А время, по его мнению, сейчас как раз работает на меня.

Пианино упорно не желали оставлять в покое, а на сцене кто-то принялся энергично отбивать чечетку. Дали полный свет, и театр, имевший до того вид слегка загадочного и таинственного помещения, показался во всем своем облезлом блеске. И хотя Эплби услышал пока очень мало из того, о чем хотя бы кратко не задумывался прежде, он почувствовал тревогу. Частично его беспокойство было связано с нынешним местом действия. Как он предполагал, в сознании мистера Элиота вопрос, который они обсуждали сейчас, прежде прочно ассоциировался с малоприятными часами, проведенными наедине с доктором Чоуном в тиши его кабинета, а потому он с таким удовольствием рассуждал о нем в совершенно иной обстановке и атмосфере… Большую люстру снова отключили, чтобы проверить софиты. Зеленый луч направили вниз, и на несколько мгновений мистер Элиот словно в полном одиночестве оказался среди изумрудного сияния. Тревога Эплби тут же заметно возросла.

– Как я уже упомянул, раздвоение личности – главное направление научной деятельности Чоуна. Однажды он дал мне почитать весьма любопытную книгу по этой проблеме. Только не подумайте, что он когда-либо напрямую ассоциировал меня с ее темой, но мне все же порой удавалось проникнуть в его мысли. Надеюсь, теперь вам понятнее, почему я так взволновался поначалу, когда стали происходить все эти странные вещи? Считается, что человек может приобрести второе «я», но не осознавать его существования и не видеть связи между собой и поступками, совершаемыми этой другой своей личностью. Жила когда-то девушка (причем очень аккуратная девушка) и каждое утро, просыпаясь, обнаруживала в спальне страшный беспорядок, а свое вчерашнее вязание полностью распущенным. И делала все это совершенно бессознательно она сама. Жившая в ней вторая личность, о которой она ничего не знала, могла на время взять ее поведение под контроль и от ее имени наговорить, например, жутких вещей пассажирам трамвая, в котором она ехала.

Эплби рассмеялся как можно более искренно.

– Вы говорите о всем известном случае «мисс А», описанном Мортоном Принсом?[104] Если не ошибаюсь, там одна личность морочила голову другой, ведя дневник на языке, которого «мисс А» не знала. Вы сами никогда бы не осмелились вставить нечто подобное в свой роман. Ведь, по определению Аристотеля, это «очевидное невероятное», что неприемлемо для художественного произведения.

Мистер Элиот явно оценил по достоинству литературную эрудицию сыщика.

– Да, что-то похожее. Но вы же теперь видите, насколько реальной оказалась причина для моей тревоги, когда я связал все это с рассуждениями экспертов обо мне и Пауке? А тем более с тех пор, как начались безумные трюки шутника. И мои метафизические гипотезы стали простейшей попыткой уйти от столь неприятной вероятности, найти хоть какое-то успокаивающее объяснение. И только после того, как пропавшая картина обнаружилась столь нелепым образом, я понял, что могу смело исключить обе томившие меня мысли. Ни одна из возможных моих личностей, если даже допустить случай раздвоения, не повела бы себя подобным образом… Хольм, дружище, не позволяйте им чрезмерно себя эксплуатировать.

Таким образом, новая уверенность, обретенная мистером Элиотом, выглядела не только хрупкой, но и основанной на глубоко ошибочном суждении. Та же «мисс А», просыпаясь в перевернутой вверх дном спальне, наверняка приходила к тому же вполне рациональному выводу, что ни одна ее побочная ипостась не способна на такое. Но едва ли сейчас стоило объяснять подобные вещи мистеру Элиоту – Эплби уже собрался перейти к другой теме, когда его собеседник снова перехватил инициативу:

– Не уверен, поймете ли вы меня, если скажу, что мнение Чоуна было основательно поколеблено, потому что крайне заинтересовало меня самого. Оно захватило мое воображение. А мое воображение, чтобы вы знали, легко уподобить мускулатуре профессионального спортсмена-борца – оно чрезмерно развито и натренировано до такой же опасной степени. Я предположил, что теория Чоуна верна, и стал раздумывать над различными непредсказуемыми последствиями, вытекающими из нее, как если бы работал над новой книгой. Крайне увлекательно, но в результате угнетающе, особенно после того, как Чоун выступил с еще одной гипотезой: теперь он считает, что, сам того не замечая, я играю напускную роль, то есть актерствую.