Книга Последний орк - Сильвана Де Мари

— Простите, госпожа, но это явная потеря времени, — скептически заметил Тракрайл. — Да и зачем сшивать слои поочередно? Взяв иглу побольше, вы зашьете все за один раз. Если хотите, это сделаю я, — предложил он.

— Сшивать мускул с мускулом и кожу с кожей, причем чистыми нитками, — это не потеря времени, потому что так рана быстрее заживет, — настаивала на своем Аврора. — И я не желаю, чтобы это делали вы. Натяните-ка мне лучше нить. Спасибо.

— Госпожа, шейте же скорее, а то он умрет. Он уже почти не дышит.

Глава двадцать третья

Эрброу держала в руках ладонь капрала. Это было ужасно. Все эти шрамы! Воспоминания кружились в душе капрала, словно рой шмелей. Как орки убили его брата. Как все смеялись над его матерью, потому что у нее никогда не было мужа. Как он пошел в наемники. Как он голодал вместе с товарищами и воровал, чтобы спасти от голодной смерти себя и своих друзей. Словно под звон похоронного колокола, выстроились в ряд воспоминания о том, как его отдавали в руки палачей. И над всем этим, заглушая все вокруг, висело это ужасное чувство, когда тебе нечем дышать, словно ты птенец чайки, упавший в воду, или морская звезда, вынесенная на берег приливом. Это чувство было настолько сильным, что затмевало даже ужасную боль в ногах, которые перебил ему своей огромной дубиной один из орков.

Эрброу закрыла глаза, чтобы не видеть крови.

Мир стал зеленым, чудесные узоры золотистой чешуи переливались у нее перед глазами.

Эрброу вновь увидела улыбку своего отца.

Они должны были отпустить капрала. Они должны были отпустить его, и лишь тогда ужасные воспоминания оставили бы в покое его душу. О нем позаботились бы ее папа и его дракон. Она не знала, как сказать об этом Авроре и Тракрайлу. Они должны были понять сами. Дыхание капрала становилось все слабее.

Невысокая женщина с толстой рыжей косой и в зеленой юбке упала на колени между Эрброу и Тракрайлом и заплакала. Она не хотела отпускать его, но он почти уже не дышал, воздух уходил через рану, и эта боль маленького птенца чайки или морской звезды становилась все более невыносимой. Плач женщины с рыжей косой тоже был невыносим.

В этом месте было уже достаточно слез.

Ее папа улыбнулся. Дракон взвился в небо.

Эрброу с трудом высвободила одну руку и засунула ее в свой глубокий карман: там все еще лежал небольшой тряпичный мячик, который подарил ей Кикко, когда эринии накрыли мир тьмой. Эрброу потрогала его упругую поверхность, неровные швы. К ней вернулось мужество.

Ее сила возросла и превозмогла боль капрала. Внезапно ее пронзило видение: куча детей, играющих среди кур и гусей в каком-то странном месте с бесчисленными лужами и обгоревшим вишневым деревом, на котором распускались мириады маленьких белых цветов. Рука Эрброу сжала тряпичный мячик, и словно весь свет ее родного берега и селения, носившего ее имя, пришел ей на помощь. Она должна была быстро закрыть рану там, откуда уходил воздух. Аврора зашивала ее, и ужасного отверстия больше не было видно, только целый ряд небольших щелей. Рядом с Эрброу были Аврора и Тракрайл, и они тоже старались закрыть рану. Может, вместе у них получится.

Глава двадцать четвертая

Лизентрайль закашлялся кровью и пеной.

Женщина в зеленой юбке перестала плакать.

— Он жив? — осторожно спросила она. — Он будет жить? Мадама, он жив?

Аврора не ответила: побледневшая и покрытая потом, она все еще зашивала рану.

— Эй, солдатик, он жив иль помер?

— Не так чтобы очень жив, — доверительно ответил Тракрайл, — но и не помер пока.

Аврора продолжала зашивать рану, слой за слоем.

— Если положить ему в рану белладонны, то не будет лихорадки. У меня еще есть пара цветков, сейчас, только пожую немного.

— Если нити чистые, то лихорадки не будет, — настаивала на своем Аврора. — Я предпочитаю влить каплю экстракта эхинацеи в последний шов. И я не желаю, чтобы вы что-либо жевали.

Лизентрайль снова закашлялся. Его дыхание стало глубже и ровнее.

Когда они закончили, Аврора отбросила плащ, закрывавший ноги Лизентрайля. У нее невольно вырвался крик.

— Чего, мадама? Помер? — забеспокоилась женщина.

— У него перебиты ноги, — пробормотал Тракрайл, который показался вдруг неимоверно уставшим.

— Слишком серьезные переломы, — побледнев еще больше, прошептала Аврора.

— Значит, помрет?

— Может быть, и нет, но если выживет, то не сможет больше ходить. Как и ездить верхом.

— Но он будет жить?

— Скорее всего, будет, но ноги вылечить, невозможно.

— Мадама, да какое мне дело до его ног, ты только спаси его! Ну и что, что не ходит, — мужик, он и есть мужик, даже если сидит. Что мне до этого — ты только спаси его! Он не будет ходить — ничего, за него будут ходить наши дети. Мужик есть мужик, даже если больше не ходит. Ты мне его только спаси, а уж я женой ему стану, и ходить будут наши дети! Мадама, ты только не дай ему умереть! А уж остальное — моя забота. Ну и что, что на коне больше не будет скакать — так даже лучше! Он больше не пойдет в солдаты и будет всегда при мне.

Капрал Лизентрайль снова закашлялся, потом открыл глаза и обвел всех мутным взглядом.

— Капитан, — проговорила Аврора, — боюсь, я недооценила воздействие этого зрелища на маленькую принцессу: она совсем без сил и вся дрожит. Мне еще нужна помощь Парции в перевязке переломов. Прошу вас, отведите девочку к матери.

Капитан кивнул. Он наклонился над Авророй и взял на руки Эрброу, которая так устала, что не могла даже держать голову.

— Я сейчас же уведу тебя отсюда, малышка, — прошептал он ей.

Эрброу не ответила, но помотала головой и подняла руку: капитан понял, что она еще чего-то хотела. Девочка указала на остальные тела, лежавшие у колодца. Теперь, когда страх за капрала улегся, капитан услышал женский плач.

Взгляд маленькой принцессы стал глубоким и серьезным. Она не плакала — она смотрела на мертвых. Девочка еще раз жестом попросила капитана подождать, и он понял, о чем она думала: эти люди умерли под его командованием, чтобы спасти ей жизнь.

Теперь она хотела помянуть их; долгом обоих, капитана и Эрброу, было остаться и не отводить глаз от солдат, ни от живых, ни от мертвых.

Аркри, господин Народа Гномов, Россоло, Цеелайль, Роуил, Рокстойл, Даверкайл и Воркайл никогда больше не поднимутся. Стоя на коленях рядом с Цеелайлем, плакала девушка в голубой с цветочками юбке, выпачканной теперь кровью и грязью. Она с рыданиями припадала к его груди, но он уже никогда бы этого не почувствовал. Над Роуилем едва слышно стонала нищенка в своей поблекшей черной юбке. Возле Россоло всхлипывала молодая женщина с девочкой лет шести, наверное вдова, а над Рокстойлом рыдала одна из женщин, ухаживавших за ранеными в лечебнице; сняв свой окровавленный белый передник, повторявший цвета новых знамен Далигара, она покрыла им мертвого. Рядом с Аркри стояла Роса: лицо ее было неподвижно — ни одного стона, ни одной слезинки. Капитан подумал, что теперь, когда надежда Росы избежать вечного одиночества была разбита, в утешение ей осталась лишь волчица в клетке. Капитану не раз приходилось хоронить своих солдат, но тогда они были просто наемникам — смерть никого из них не сопровождалась женским плачем. Из всех жестоких и абсурдных законов Судьи-администратора тот, что запрещал наемникам заводить семью, имел свою, пусть и отвратительную, логику. Боль, причиняемая этими слезами, была невыносимой.