Книга Искушение - Трейси Вульфф

Но тут вампир с длинными волосами – если мне не изменяет память, друг моего брата – останавливает ее.

– Грейс? – говорит он, и вид у него такой, словно он встретил привидение. Впрочем, он, вероятно, думает, что так оно и есть.

Часть меня все еще ожидает, что сейчас Грейс заверит его, что с ней все хорошо, хотя она и исчезала так надолго. И только когда она улыбается ему и говорит: «А, вот ты где. А я уже думала, что сегодня мне придется читать «Гамлета» без тебя», – я наконец понимаю, что все пошло наперекосяк.

Потому что она забыла не только меня – она забыла все.

Я впервые начинаю беспокоиться, что с ней и впрямь что-то сильно не так. Видимо, когда она превратилась обратно в человека – и вернула сюда меня, – это причинило ей вред. От одной мысли об этом я теряю голову – от страха за нее и от осознания того, что теперь я не смогу общаться ни с ней, ни с кем-либо другим. И не могу никому рассказать о том, что, по-видимому, случилось с ней.

– «Гамлета»? – переспрашивает вампир, и на лице его написаны недоумение и тревога.

– Ну да, «Гамлета». Ту самую пьесу, которую мы читаем на уроках английской литературы с тех пор, как я здесь нахожусь. – Грейс начинает переминаться с ноги на ногу, и я чувствую, что она вдруг занервничала. – Сегодня мы с тобой должны читать сцену, или ты забыл?

Я начинаю думать, что ей, возможно, в самом деле стоит нервничать – что нервничать, возможно, надо нам обоим. Мне невыносимо видеть ее такой, поэтому я стараюсь успокоить ее с помощью нашей общей ментальной тропы, но я понятия не имею, доходит ли до нее хоть что-то из того, что я делаю и говорю. И как я вообще могу успокаивать ее, если еще немного – и у меня самого сорвет крышу?

– Мы не… – Вампир обрывает фразу и начинает писать сообщение на своем телефоне. Это скверно, но, кажется, я знаю, кому он пишет.

– С тобой все в порядке? – спрашивает Грейс, подходя к нему ближе. – Выглядишь ты не очень.

– Это я-то выгляжу не очень? – Он смеется, но в его смехе так же мало веселья, как и у меня в душе. – Грейс, ты же…

– Мисс Фостер? – К Грейс подходит один из учителей, и вампир замолкает. – Вы в порядке?

– Да, все хорошо, – отвечает она, удивившись и сделав шаг назад.

Но мне очевидно, что дела идут отнюдь не хорошо. Ее мысли, прежде спокойные, начинают путаться, на нее наваливаются эмоции: страх, смятение, раздражение, беспокойство. Кажется, к ней подбирается одна из этих чертовых панических атак, которые она так ненавидит.

Она делает глубокий вдох, немного успокаивается и объясняет:

– Я всего-навсего пытаюсь попасть на урок до того, как прозвенит звонок.

Я глажу ее по спине, шепча:

– Ты в порядке. Все хорошо.

Я знаю, она меня не слышит – она даже не подозревает, что я здесь, – но, видимо, она все-таки чувствует меня, хотя бы немного, потому что ее дыхание делается ровнее и тело слегка расслабляется.

– Нам надо разыскать вашего дядю, – говорит учитель-человековолк и увлекает ее в сторону кабинета Фостера.

Вампир едва не падает на задницу, спеша убраться с их пути, вот ушлепок. Но мне не до него, потому что, идя по коридору, Грейс нервничает все больше и больше.

Я чувствую это по бешеному стуку ее сердца.

По металлическому вкусу на ее языке.

По неровному дыханию, которое она пытается взять под контроль.

– Я здесь, – пытаюсь сказать я ей, используя все ту же тропу, на которой сегодня она, кажется, дважды услышала меня. – Я с тобой.

Но сейчас это только усугубляет ее смятение.

– Не могли бы вы объяснить мне, в чем дело? – спрашивает она слишком высоким голосом, когда толпа перед ней расступается.

Я чувствую, что от этого ей стало не по себе – и у нее мелькает мысль о том, что это, в общем-то, в порядке вещей, раз уж она встречается с моим братом, причем думает она об этом в настоящем времени.

Черт возьми. Что же мне с этим делать?

– А вы не знаете? – спрашивает учитель, и, судя по его тону, он сейчас испытывает примерно те же чувства, что и я. Беспокойство, напряжение и некоторую злость.

– Грейс! – кричит один из драконов, выбежав из класса и пристроившись рядом. – Боже, Грейс! Ты вернулась!

Я смотрю на него глазами Грейс и понимаю, кто это. Флинт Монтгомери. Вот черт. Неприятные сюрпризы сыплются один за другим.

Он похож на своего брата. Так похож, что у меня возникает чувство, будто меня ударили под дых. Прошло полтора года с тех пор, как умер Брэнтон – год и семь месяцев, – но боль от его предательства, предательства моего лучшего друга, все еще свежа.

– Не сейчас, мистер Монтгомери, – рявкает учитель, щелкая зубами после каждого слова.

Никогда не думал, что могу испытывать благодарность к человековолку, но когда учитель – Грейс называет его мистером Бадаром – проносится мимо Флинта, мне хочется сказать ему «спасибо». Мне и сейчас почти невыносимо оттого, что с Грейс случилась такая катастрофа, а если бы мне к тому же пришлось иметь дело с обломками моего прошлого, это было бы слишком…

– Подожди, Грейс… – Флинт тянется к ней, но человековолк не дает ему дотронуться до нее.

– Я же сказал – не сейчас, Флинт! Идите на урок! – рычит учитель, оскалив зубы.

Похоже, Флинт раздражен и хочет возразить – драконы, как и вампиры, не любят, когда им приказывают человековолки, – и его собственные зубы тоже обнажаются, блестя в мягком свете люстр.

Но, видимо, он решает, что дело того не стоит – хотя ему явно хочется затеять драку, – и потому останавливается и смотрит, как Грейс и человековолк идут мимо… как и все остальные в этом коридоре.

Несколько человек, кажется, хотят что-то сказать Грейс, но учитель издает негромкий предостерегающий рык, и все остаются на своих местах. Я рад тому, что все опасаются этого малого, чьи укусы, должно быть, так же грозны, как и его рык, потому что Грейс напрягается и паникует все сильнее, и сейчас ей совсем ни к чему лишние внимание и болтовня.

Тем более что никакие мои усилия, похоже, не могут успокоить ее.

Это у нее не в первый раз. Когда мы с ней были вместе заключены в камне, это случалось несколько раз. Поначалу она справлялась с этим в одиночку, но со временем, научившись доверять мне, начала позволять помогать ей.

Нет, речь шла не о моей магической силе, поскольку моя сила не действует на нее, а о моем обществе. Я помогал ей голосом. Прикосновением или, во всяком случае, его близким подобием. Я так привык обращаться к ней – и привык к тому, что она обращается ко мне, – что не иметь такой возможности теперь, когда она сама не своя, мне просто невыносимо.

– Держитесь, Грейс. Мы уже почти пришли, – говорит учитель.